Шведская сказка
Шрифт:
– Значит, так! – решил атаман. Голову поднял, осмотрел еще раз всех внимательно. – Про казачий род ваш я все помял. На Дону память хранится о тех атаманах и казаках. Бунтовали они, али нет – дело прошлое! Ныне я ваш атаман и велено мне из вас полк казачий собрать. Оттого и прибыл сюда я со своей старшиной. – показал рукой на казаков, стоящих у атамана за спиной. – Сперва спытаем вас всех, отберем достойных, разобьем по сотням, и назову я вас братьями-казакими. А покудова, вы для меня ямщики! Согласны? – и подмигнул хитро.
– Согласны! Согласны, батюшка-атаман!
– Ну а коль согласны – не обессудьте. Ведите отныне себя так, как того требуют служба, честь казачья, и есаулы, а коли, что не так – запорю! – и нагайкой потряс, - Как Бог свят – запорю. – и старшине бросил, - Ну, с Богом, ступайте, принимайте воинство казацкое. А ты, малец, - Кисилева поманил, - подь сюды!
Митрий повиновался.
– Грамотен говоришь?
– Не веришь, спытай, Григорий Андреевич! – пожал плечами парень.
– Да ты и как звать меня ведаешь? – удивился атаман, руками в бока уперся, разглядывал.
– Дык давно ждали-то! – честно признался Кисилев. – Как пришел указ царицын, что в казаки писать нас будут, надежа появилась.
– Какая надежа? – не понял Дьячкин.
– Что на Дон когда-нибудь вернемся.
– А кто-то из ваших бывал на Дону? Что так вернуться вдруг хочется?
– Нет, господин атаман. – опустил голову Митрий, - просто в песнях, да рассказах стариковских, тоска живет. По городкам, да станицам донским.
– Да, парень… - у атамана слов не было. Комок встал в горле. С трудом проглотил. – Ну, до Дона нам еще далече, дел и здесь ныне хватит. А добьем шведа, там и видно будет. Судьба наша казачья прямой никогда не бывает. Кривая, как сабля. Я, вон видишь сам, ушел на войну с турками, а оказался со шведами. А ты, парень… - Кисилев голову вскинул, в глаза снова смотрел атаману прямо, - далеко пойдешь. Чую я толк в тебе. Оттого писарем беру!
– Писарем? – удивился Митрий. – А чего ж не казаком рядовым?
– Ты хоть и смышлен, но годков тебе сколько? – усмехнулся атаман.
– Тринадцать. – потупился смущенно.
– Покудова в писарях побудешь, чуток подрастешь, силенки еще добавиться, глядишь и в есаулы выйдешь.
– Но…
– Сказано, писарем! – сверкнул глазом атаман, прерывая разговор. – Давай за мной, в избу полковую. Спытаю тебя. – Дьячкин уже развернулся и пошел прочь. Новоиспеченному писарю ничего не оставалось, как шмыгнув носом, последовать за атаманом.
И начался сбор полка казачьего. Дел было невпроворот. Одних бумаг тогда исписал Киселев уйму. И про припас воинский, и про деньги казенные, что казакам положены были , и про фураж для коней, про сукно форменное, да мало ли писанины канцелярской… С конями порядок был, недаром что ямщики, каждый одвуконь явился, с саблями тоже – прадедовские, но сохранили. У кого-то даже ятаганы турецкие откуда-то взялись.
Тутолмин, губернатор, расстарался и ружьями всех обеспечил, и сукном.
– Это добре! – порадовался атаман Дьячкин, но распорядился, - Сукно покудова прибережем. После мундиры шить будем. Армяки свои подгоните, чтоб на чекменя больше смахивали, да тулупы и папахи не забудьте в торбы упрятать, осень не за горами, а там и зима.
В конном строю упражнялись, в пешем. Как лавой наступать, как разворачиваться в нее, как сжиматься, коль местность не позволяет. А раз команда: «Спешиться!», так быстро наземь, и коноводы, назначенные, должны коней сбатовать и назад увести. Есаулы опытные обучали всем премудростям воинским. Митька везде успевал, и бумаги напишет, и отпросится у Дьячкина:
– Дозволь, Григорий Андреевич, бою сабельному поупражняюсь, аль стрельбе?
– Пойдем, - соглашался атаман, - сам с тобою займусь. – нравился ему парень. На лету все схватывал.
Месяца не прошло, как в полк казачий превратились ямщики бывшие. Тутолмин поторапливал:
– Уж сколь раз, граф Мусин-Пушкин, императрице нашей отписывал – казаков ему потребно. А она, через Военную коллегию мне! Ну когда, атаман, ты своих ямщиков поведешь.
– Казаки они уже ныне, ваше превосходительство! Не ямщики! – степенно отвечал ему Дьячкин.
– Раз казаки, так веди тогда к Выборгу их скорее! – настаивал губернатор.
– Скоро пойдем. – успокаивал его атаман.
Настал таки день, когда Григорий Андреевич приподнялся в стременах перед полком выстроенным, окинул взором сотни и прокричал громко:
– Братья-казаки! Уходим ныне на супостата шведского, что напал на Отечество наше. Помните всегда: чтоб были храбрыми, чтоб не устыдили своего атамана, славу полка нашего и всего Войска Донского! – и махнул есаулам – Давай, братцы!
Потянулся полк казачий, во всем порядок сохраняя, сотня за сотней уходя к Выборгу. Там их давно поджидали. Тут же расхватали по сотням. Кого к Шульцу, кого к Михельсону, Гюнцель себе оставил, Мусин-Пушкин, то туда, то сюда, глянь и нет полка. Всем казаки до зарезу потребны. Да и оборотни какие-то объявились в округе. Как из-под земли появятся – глянь, и нет в живых караула. Одни трупы солдатские растерзанные. И ведь не просто убьют, супостаты, а искалечат ужасно. Смотреть потом страшно на людишек истерзанных. Кому головы поотрубают, кому глаза выколют, кому кишки все выпустят, да ими и задушат. Жуть!
Гюнцель шумел на Дьячкина:
– Вывернись, да найди нехристей! Этак и до столицы скоро дойдет. Не сдобровать нам всем. Да и солдатушек жалко. А твои казачки проворные, пущай ловят.
– Да кем ловить-то? Всех казаков растащили! – оправдывался атаман.
Надутый и важный, от доверия царицынского, проследовал через Выборг Спренгпортен. На тайную встречу с бригадиром Гасфером направлялся. Охрану себе вытребовал. Опять же казачью.
Плюнул в сердцах Дьячкин:
– И так никого уж не осталось! – но приказ… - Собирайся, Митрий, - кивнул Кисилеву, - за есаула будешь. Бери казаков с десяток и езжай, персону эту важную охранять. Да, гляди, осторожнее там. Слыхал? Про оборотней-то поганых?