Шведское огниво
Шрифт:
– Ты, конечно, правильно сделал, – посочувствовал Злат, – что нарядился в диван, как на свидание с красавицей. Только теперь тебе лучше переодеться. Как на охоту. А то от этих шелков скоро одни лохмотья останутся. Это на чей же манер сейчас наряжаться стали? На китайский?
– Везут оттуда, – подтвердил Сулейман, с сожалением счищая грязь с узорчатого подола. – Говорят, при дворе великого хана в Ханбалыке все так ходят.
– Втридорога, поди, дерут с любителей нарядиться. Так что ты праздничное одеяние побереги для подходящего случая. Мы пока будем на этом дворе сидеть, а ты слетай переоденься. Одна нога здесь – другая там. Улицы благо пусты, обернешься быстро. Не заплутаешь?
Сулейман
– Ты его нарочно отослал? – спросил Илгизар, когда всадник скрылся в конце дороги. – А я-то думаю: чего это мы в кустах лазим попусту?
– Предосторожность никогда не бывает излишней. Парень сейчас при нас – глаза и уши Могул-Буги. А мы не знаем, каким боком он в эту историю замешан. Речь ведь пойдет о франкских делах. К которым сама Тайдула и ее братец большой интерес имеют. Не зря эн-Номан за ними, как сыч болотный, зрит и днем и ночью. Думаю, успеем с Адельхартом потолковать. Лишь бы монах не задержался.
Адельхарт не подвел. Не успел Злат поприветствовать неприятно удивленного Сарабая, решившего уже, что с этой злополучной историей покончено, как во дворе послышалось фырканье лошади. Наиб заметил, что поверх монашеского одеяния Адельхарт предусмотрительно надел простой плащ, делавший его похожим на обычного кипчака.
– Буду краток, брат, – с ходу отбросил всякую церемонность наиб, – ибо скоро вернется человек, для чьих ушей наш разговор не предназначен. Я совершенно точно узнал, что тот гость, за чей сундук тебе обещали пятьсот иперперов, прибыл к нам из города Праги, что в Чехии. Можешь догадаться, что ему здесь было надо и кто его послал? Раньше ты ведь думал, что его прислали каталонцы.
– Это меняет дело, – кивнул Адельхарт. – Посланца из тех краев, скорее всего, интересуют волынские дела. Ты же помнишь: восемь лет назад из-за них даже война была. С крестовым походом, – добавил он после некоторого колебания.
– Кому в Чехии есть дело до Волыни?
– Друг друга, враг врага, – усмехнулся монах. – В волынских делах по уши сидят Польша и Венгрия, а они чешскому королю Иоанну лютые враги.
– Наш хан их тоже не любит. Выходит, этот тайный посланец прибыл с поручением найти союзника?
Монах задумался. Судя по загоревшимся глазам, в его голове роились неожиданные мысли:
– Ведь это сразу многое объясняет. У тайного посланца должны быть письма для хана. Немало тех, кто хотел бы их заполучить или хотя бы в них заглянуть. Или постараться, чтобы они не дошли до получателя, – добавил он после недолгой паузы.
Злат молчал, не мешая монаху думать. Было заметно, что его ум работает лихорадочно.
– Давай теперь посмотрим, кто его мог ждать в Орде. Король Иоанн – сторонник императора Людовика. Поэтому понятно, почему его посланник не обратился за помощью в нашу миссию. Мы ведь через архиепископа в Крыму подчиняемся Святому престолу. – На лице Адельхарта мелькнула досада, и он в сердцах ударил ладонью по столу. – Нет! Не годится! Понимаешь, чешскому королю, конечно, очень хочется, чтобы хан начал воевать с Венгрией, но хану это зачем? Может, опять что-то затевается на Волыни? А в Праге об этом пронюхали?
– Ты вчера говорил, что польский король умер, – напомнил Злат.
– А ты меня слушать не хотел, – попрекнул монах, – теперь вот сам напоминаешь. Правильно напоминаешь. Потому как пока никто не может предсказать, как новый король дела завертит. Его отец с чешским Иоанном всю жизнь воевал, сам Казимир, так его зовут, в Венгрии полжизни провел.
– Слушай, а что они там делят без конца?
– Долго рассказывать. Да и к нам отношения не имеет. Единственное, чем можно заинтересовать хана: Волынское княжество. Чешскому королю его дела без надобности. Так что давай смотреть на его друзей. Польских врагов. Раньше это была Литва. Как раз за Волынь и грызлись. Только восемь лет назад, как я рассказывал, вдруг помирились. Похоже, крепко. Этот новый Казимир на дочке литовского князя женат. У Литвы первый враг – Тевтонский орден. Было время, он с Польшей дружбу водил, но теперь размирился, так что любовь у них с чешским Иоанном. Он в прежние времена с орденом на Литву ходил.
– Подожди. Что-то у меня в голове не укладывается. Орден – это же значит под папой, как я понимаю? А ты говорил, что этот чешский король на стороне императора.
Адельхарт рассмеялся. Почти весело:
– Ты бы своего друга Хайме про эти дела расспросил. Он ведь бывший тамплиер. Его орден едва не первым был среди всех лет тридцать назад. С чего теперь рыцарь прячется на краю света под крылом у хана Узбека? Кто весь его орден под корень извел? Да не просто извел, а проклял, осудил, пожег на кострах и замучил в застенках. Я тогда в тех краях жил. Хоть совсем мальцом был, а помню. Анафемствовали, казнили. Кто? Папа. Или нашу миссию возьми. Считается, что она от ордена францисканцев. Нищенствующими братьями их еще называют. Так вот будет тебе известно, что их глава с папой Иоанном крепко повздорил и сейчас не разлей вода с императором.
– Почему же тогда посланец из Праги не обратился в вашу миссию, коли их король тоже с императором заодно? – не утерпел Илгизар.
– Ты пытлив, юноша, но невнимателен, – улыбнулся Адельхарт. – Ты не обратил внимания, что я говорю про францисканцев «они». Сам я доминиканец. У нашего ордена нет в здешних краях своей обители, вот такие, как я, и обитают при чужих миссиях. Нас таких немало. Не только доминиканцев. Того же Хайме возьми. Ходит в бенедиктинской рясе, а обет принимал где? Папа раскаявшимся тамплиерам повелел перейти в орден госпитальеров. Хайме перешел? Тогда он должен был ходить в плаще с крестом. Что-то я его в таком плаще ни разу не видел. Теперь тебе понятно, что у посланца из Чехии были все причины не доверять здешней миссии. Тем более что святейшего папу сарайские дела очень даже интересуют.
– Литва уже к нашим делам ближе. Узбек их не любит и опасается. Особенно после того, как они Киев хотели к рукам прибрать. Там теперь даже баскака держат. Лет пять назад с литовцами большую войну затевали, уже войско в Тверь послали, только не вышло ничего. Кончилось все очередной московско-тверской сварой. По сей день тянется.
Вошла Юксудыр. Поставила на стол кувшин с горячим медом, резные ковшики. Улыбнулась Илгизару и молча скрылась за дверью, позвякивая подвесками на хвостах. «Сказать Адельхарту, что это родная сестра Могул-Буги и Тайдулы? – подумал Злат. – Ведь тот убитый чужеземец со свиной ногой вез ее к ним?» Перед глазами вдруг встала зловещая тень, беззвучно приближающаяся во мраке к его постели. Стало не по себе. «Черт!» Наиб тряхнул головой, отгоняя наваждение, и спросил:
– Ты тех ребят, что за сундуком посланца охотились, знаешь?
Монах покачал головой:
– Знаю, что они из ясского квартала. Буртасы. Те, что с мохшинских краев.
Еще один курмыш со своими законами, где не любят чужаков, подумалось наибу. Мохшинские с булгарскими, хоть из одних краев, держатся отдельно. Хотя вроде и обычаи схожи, и еда. Говор там у них в лесах свой – друг дружку понимают. Делятся больше по вере. В булгарском квартале селятся старые мусульмане, еще тех родов, которые обратились к заветам Пророка не то что до хана Узбека, а до Батыевых времен. В ясском квартале тоже есть мечети, однако правят там до сих пор старые лесные духи. Тайно. Хотя все про это знают.