Шведское огниво
Шрифт:
– Может, еще с кем виделся?
– Я же стремянной. Всегда с эмиром езжу, коня его караулю, пока он делами занят. В тот день я так и просидел на ханском дворе до вечера. Никуда больше не заезжали. – Помолчав, юноша добавил: – Там и других гостей не было. Во дворе ни одной лошади, кроме наших.
С расположенной неподалеку мечети донесся призыв к полуденному намазу.
– За всеми этими хлопотами уже и проголодаться успел, хотя Сарабай нас утром накормил на славу. Ты, поди, с утра не емши? Ничего, сейчас с делами покончим и пообедаем, – благодушно разглагольствовал Злат. Когда они въехали на постоялый двор, он первым делом напомнил дожидавшемуся хозяину: – Скажи, пусть поесть приготовят. Этой твоей вчерашней похлебки не осталось? Что на рассоле? Ты уж постарайся. Нужно юноше показать, как в Сарае угощать умеют. А то он у себя в степи, кроме вареного мяса и мучной болтушки, верно, и не пробовал ничего.
– Это уж как заведено, – поддакнул Сарабай. – Лучшего лакомства, чем вареная голова, и не признают. Я уже знаю: если постояльцы-кипчаки пировать собираются, так сразу баранью голову просят. А кто побогаче – коровью.
– За пирогами тоже пошли. А то пирожники, поди, совсем этой осенью без выручки.
– Зачем посылать? Свои с утра засадили. С рыбой, с луком, с вареным яйцом. Если надо, я скажу, чтобы сладкие сделали. С дыней на меду. – Сарабай оценивающе глянул на Сулеймана и добавил: – Если, конечно, твой помощник не против. А то ведь, бывает, иной степной удалец даже обижается, когда ему сладкое предлагаешь. Недостойно, говорит, мужчины, женская еда.
– Он не помощник, – наставительно поправил наиб. – Это я ему помогаю проводить расследование.
Сулейман покраснел. То ли от гордости, то ли от смущения.
– Где кузнец? – только теперь заметил Злат.
– Ты же сказал, сундук нужно ломать? Ремесло нехитрое. На это дело каждый мастер, был бы снаряд. А у меня целая кузница со всем набором стоит. Кузнец, когда съезжал, все оставил. Выкупать не захотел. А я не захотел даром отдавать. Подумал, пусть лежит, может, и пригодится. Тем более там всякого добра за годы столько накопилось. Про половину не знаю даже, как это все называется и для чего потребно. Сейчас сами посмотрите. Так что давайте ваш сундук, я вам его лучше любого кузнеца сломаю.
Злат покосился на холодную кузницу в дальнем конце двора и представил, сколько пыли там на всем осело. Кузница несколько лет без дела стояла. Он поморщился:
– В доме будем ломать. – Махнул помощникам, чтобы заносили. – Ну, а ты, Сарабай, назвался груздем…
– Ага! – с готовностью бросился к кузнице Сарабай. Через пару шагов остановился, обернулся, внимательно посмотрел на сундук и еще раз сказал, будто самому себе: – Ага!
Замок он и впрямь сшиб с одного удара. Наиб даже присвистнул:
– Эк как ты его ловко! Будто всю жизнь этим делом занимаешься. Как сказано в Писании, схоронил талант в землю. Лампу давай!
В сундуке лежали две крепко сшитые кожаные сумы и холщовый узел, завязанный простой веревкой. Илгизар выложил все это на стол и посветил внутрь сундука:
– Больше ничего.
На всякий случай спросили Юксудыр, эти ли сумки она видела. Девушка подтвердила. Пощупали узел. Вертевшийся рядом Сарабай даже принюхался:
– Сухари.
Развязали веревку, посмотрели – точно. Мелко нарезанные, хорошо просушенные в печи.
– Он, помнится, еще спрашивал, где хлеб на дрожжах продают. Я думал, велит себе к обеду подавать. Нет. Ел лепешки. Выходит, этот хлеб ему для сухарей был нужен?
– Самая надежная пища для путника. Зачем в городе сухари? Здесь вкуснее горячая лепешка, – согласился Злат. – Видно, человек привычный к дорогам.
Расстегнули ремни на сумах. Вытряхнули все на стол. Штаны, рубаха, запасные сапоги, заячья шапка. Наибу вдруг вспомнилось, как три месяца назад он вот так же осматривал сундук исчезнувшего тогда чужеземца. У того хоть книга была помимо носильных вещей. И соленое мясо вместо сухарей. Тоже наилучшая пища для путника в дальней дороге.
Никакого письма. Вообще ни листка бумаги. Ни перьев, ни чернильницы. Только нож в берестяных ножнах и два небольших мешочка. В одном звенели деньги, во втором лежали кремень, трут и огниво.
Злат лично прощупал все швы, вывернул наизнанку сумки, порылся в сухарях. Ничего!
– Давай, Сарабай, ищи тайник в сундуке. Коли взялся.
Тот не отнекивался. Сбегал в кузницу, принес еще один молоток, клещи, какие-то клинья. Вскоре от прекрасного сундука осталась только куча щепы. Тайника не было.
Злат лишь руками развел:
– За что же тут хотели заплатить пятьсот иперперов?
– Если верить Адельхарту, – напомнил Илгизар.
– Это да! – с готовностью согласился наиб. – Запросто мог нагородить турусы на колесах, чтобы объяснить, зачем он вечером на постоялый двор явился. Так или иначе, а письма здесь нет. Оборвалась ниточка. Илгизар! Ты собирался прокладывать дорогу, глядя на путеводную звезду. Что она тебе указывает?
Шакирд уловил в вопросе насмешку и надулся:
– Она лишь снова напоминает, как обманчивы и ненадежны бывают путеводные нити. А звезда как светила, так и светит настойчивому путнику. Мы ведь знаем, что этот человек прибыл сюда из Праги, от чешского короля, скорее всего, с тайным посланием. Просто этого послания не оказалось в сундуке.
– А вдруг его вообще не было?
– Если этот человек посланец, то он должен как-то подтвердить свой статус. Или свою личность. Даже если принес устное послание. Может, его знают в лицо?
– Кто-то же ищет это самое послание! – не выдержал Сулейман. – Про него рассказали Могул-Буге. Его выкрали у менялы из конторы.
– Да и Адельхарт, даже если соврал, тоже что-то здесь искал и вынюхивал, – согласился Илгизар. – Дыма без огня не бывает.
Вошла Юксудыр и поставила на стол возле разбросанных вещей большую резную доску с горячими пирогами. Злат вспомнил перстень с печатью у нее на шее. Это ведь тоже послание. Которое стоит десятка писем.
– Может ведь быть и так, что послание заключается в чем-то другом. Просто мы этого не замечаем, – сказал он вслух. – А пока сложим вещи обратно в сумки и займемся пирогами. Сарабай! На этом сундуке есть клеймо мастера?