Шведское огниво
Шрифт:
Хотя ворота во двор напоминали крепостные, сама ограда состояла из обычного плетня, едва человеку по грудь. Наверное, когда-то давно на ее месте красовался неперелазный тын из заостренных бревен. Времена были смутные, опасные. Теперь не то. Смуты кончились еще при покойном хане Тохте, нестроения и разбои ушли в прошлое. Укреплять свои дворы больше нет нужды. Разве что от бродячей скотины или степных лис. Для этого и плетня за глаза достаточно. А ворота остались. Хорошие ворота. Дуб, поди, из булгарских лесов.
Злат понял, что его заметили. Как не заметить всадника на пустынной дороге? Тем более если он не проскакал по своим делам, а спешился и топчется у обочины под деревьями. Еще одно достоинство невысокого плетня. Особенно когда заняться привратнику больше нечем: во дворе ни души, у коновязи под навесом – ни лошади. Хоть платья под плащом не видно, но наметанный глаз сразу разглядел доброго коня, явно не простых кровей. За такого барышники не глядя дадут пару мохнатых низкорослых степнячков. Поэтому, когда наиб неторопливо вошел в ворота, навстречу из гостиного дома выскочил сам хозяин.
– Добрый гость всегда ко времени! – радостно запричитал он. – Сегодня как раз телушку заколол. Похлебка из требухи уже доспевает. Я ведь помню!
Бывалый мясник Сарабай не раз на своем веку потчевал Злата. Еще когда тот и наибом не был, а всего лишь простым писцом-битакчи. Сарабай лет пятнадцать держал лавку на большом базаре, пока не перебрался на купленный по случаю постоялый двор. Теперь торговал мясом только на рынках соседних кварталов. Там у него все было поставлено на крепкую ногу. Держал лавки.
В бытность на большом базаре он вошел в долю с одним ушлым харчевником, с которым наловчились продавать недорогую похлебку из требухи. Благо у мясника, который сам режет скот, такого добра всегда навалом и оно ему ничего не стоит. Только и расхода, что дрова и соль. И хотя в Сарае дрова и дороги, но для вхожего на Булгарскую пристань человека с этим завсегда намного проще. Весь лесной торг там. Одну щепу можно возами брать. Солью тоже можно удачно запастись у кипчаков, что возят ее со степных озер. Особенно если тайком и понемногу.
Вот теперь Сарабай с удовольствием припоминал прежнее время:
– В требухе ведь что главное? Главное, чтобы свежесть! Чтобы пар еще шел. Тогда и вкус хорош. А стоит хоть немного полежать, а уж если еще и обветрит – уже не то. Навар будет, а вкус не тот!
Из-за спины Сарабая из открытой двери веяло теплом и мясным духом. Видно было, что из-за жары он сидел в одной рубахе и только на выход наскоро накинул кафтан. Даже пояс не успел повязать.
Злат пробежал взглядом по расшитому подолу и подумал: «Вот ведь уже почти всю жизнь в Сарае живет, башка седеет. А халат так и не стал носить. Все живет по старой привычке. Как в Булгаре». Хотя, сколько помнил его Злат, был мясник правоверным мусульманином. Скот резал строго по исламским правилам, за что имел не только всегдашнее одобрение от своих соседей, булгарских имамов, но и множество благочестивых, охочих до правил веры покупателей на большом базаре.
Вера верой, а дедовский обычай так просто не отпускает. Чалму, поди, так и не научился наматывать.
Хозяин посторонился, пропуская наиба в дом, но тот задержался и еще раз окинул взглядом двор. Во всем чувствовался простор. Сразу видно было, что места хватает. С одной стороны амбары для клади. Большие амбары, хорошие. Целый караван при нужде можно разгрузить. С другой стороны конюшня. Тоже добротная, рубленная из бревен. Ни волку, ни конокраду не залезть. Навес для повозок. Сбоку от дома еще навес – летняя кухня. Сейчас там только старые горшки стоят – тепло в доме нужно. Еще в глаза бросился неубранный навоз. В Сарае такого обычно не увидишь. Дрова дороги, кизяку даже на городских улицах или площади залежаться не дают. А здесь пока щепы с пристани достаточно.
Хорошо, что зеваки не набежали. Но Злат прекрасно знал: уже к вечеру весь Сарай будет болтать, что таинственным исчезновением интересовался сам эмирский наиб. Благо хоть стражу не взял, а то пересудам конца бы не было.
– Значит, ждал меня?
Хозяин сразу понял, что спрашивает наиб неспроста. Но виду не подал:
– Если бы ждал, разве похлебку из требухи готовил бы? Когда была парная телятина.
Наиб кивнул:
– Действительно. Постояльца джинны унесли. Дело житейское. На постоялых дворах такое сплошь и рядом.
Сарабаю не нужно было ничего объяснять. Он и сам прекрасно понимал, что власти никакими джиннами не интересуются. А вот исчезновение гостя на постоялом дворе – повод для самого пристрастного расследования. Кому же неведомо, что такие места слишком часто оказываются гнездами самого безжалостного разбоя? Особенно опасного тем, что в таких случаях нужно как можно тщательнее хоронить концы. Любой оставшийся в живых свидетель сразу погубит промысел. Это не на дороге кистенем махать.
– Я разве не понимаю? Потому и дверь ломать старосту позвал со свидетелями. Думал, может, помер постоялец-то. Чтобы лишнего подозрения не было. А оно вон чего… – Хозяин шагнул в дверь, словно приглашая наиба последовать за собой. – Я даже трогать пока ничего не велел и дверь не чинить. Хоть и свидетели нашлись, а все равно любой может убедиться – дверь была изнутри закрыта на засов.
Злат еще раз окинул взором безлюдный двор, немного задержавшись на крыше старой кузницы: интересно, что там сейчас? Потом шагнул внутрь.
Там был совсем другой мир. Ставни на окнах уже закрыли, и в зале царил полумрак. Пылающий очаг у дальней стены освещал закопченные стены, длинный стол посередине, лавки у стен. Из котла в очаге шли пар и мясной дух, сдобренный какими-то пахучими травами. Злат потянул носом:
– Можжевельник?
Хозяин довольно кивнул:
– Он самый. Отборная ягода. – Он повернулся и суетливо крикнул: – Клюквы принесите!
– Зачем же в требуху клюква? – удивился наиб.
– Это не в требуху. К мясу. Не одну же похлебку хлебать. И сбитню сейчас велю. С холода.
– Вот это хорошо, – одобрил наиб и показал на перегородку в конце зала. – Там?
Сарабай снова кивнул.
Только Злат не спешил. Он направился совсем в другую сторону, к очагу. Повесил ближе к огню плащ и сам устроился рядом.
– Смотрю, народа у тебя ни души. Как же так получилось, что о твоем постояльце уже весь Сарай знает? Или бирючи об этом на площадях и базарах кричали? Кто еще был здесь с утра, кроме старосты и свидетелей?