Сибирь в сердце японца
Шрифт:
Мы вылетели из Ниигаты на ТУ-154. Расстояние до Хабаровска — 1200 километров, длительность полета — 1 час 20 минут. Почти все места были заняты. Море, которое вначале было видно из окна, сверкало, словно зеркало. Вскоре самолет оказался в толще грозовых туч. Через некоторое время в просветах показалось голубое небо. Внизу был виден Амур.
Мы приземлились. По ту сторону контрольной стройки советской таможни мы увидели, махавшего нам рукой, Деревянко. Всегда очень приятно, когда тебя кто-нибудь встречает. Вместе с Деревянко пришли и другие участники экспедиции: археологи Александр Конопацкий и Евгений Лавров, антрополог Татьяна Чикишева и переводчица Ирина Кудрявцева. В 9 часов в специальной комнате ресторана «Интурист» состоялся торжественный ужин. Приятным сюрпризом
В вестибюле отеля «Интурист» я неожиданно встретился с директором издательства «Кобунша» Икеда Цунэо. Оказывается мы прилетели на одном самолете. Икеда Цунэо сопровождал японских студентов-бейсболистов из физкультурного института Японии, которые должны были научить своих сверстников из Хабаровского пединститута играть в бейсбол.
Деревянко познакомил нас с планами на завтра. До нашего возвращения в Японию 5 августа нам предстояло совершить экспедиции по Амуру и Алтаю. Вернувшись в свои номера, мы заснули крепким сном.
9 июля, суббота. Дождь. Хабаровск. В половине десятого мы сели на небольшой экспедиционный катер «Ладога», где вместе с Деревянко было еще 11 человек, и отправились вниз по Амуру. Место, где мы сели на катер, находилось как раз у слияния Уссури и Амура. Примерно в половине двенадцатого мы проплыли под мостом Транссибирской железной дороги. Будучи пленным, я несколько раз проезжал по этому мосту на поезде, но проехать под ним случилось впервые. Рядом с этим мостом находится стоянка каменного века Осиповка, открытая М. М. Герасимовым в 1927 году. Со времен интервенции здесь остались окопы японцев. Теперь на этой земле мы участвуем в совместной археологической экспедиции. Я радуюсь миру, тому, что у нас есть общие интересы.
За мостом нашему взору открылись сопки, сплошь покрытые зеленью. Вода в Амуре была коричневая, словно чай. Тут и там виднелось несколько островов. С нижнего течения реки дул сильный ветер. Кое-где попадались белые навигационные знаки, но людей и домов почти не было видно. Через три часа мы оставили с правой стороны поселок Малышево, а слева показалась деревня Сакачи-Алян. Наш лагерь располагался между этими населенными пунктами. Здесь находилась стоянка Сакачи-Алян, которую я давно мечтал увидеть. О петроглифах Сакачи-Аляна говорится и в книге академика Окладникова «Олень Золотые Рога». Вообще об этом памятнике Окладниковым написаны две книги: «Лики древнего Амура» (Новосибирск, 1968) и «Петроглифы Нижнего Амура» (Л., 1971). «Сакачи-Алян» — нанайское слово, которое, возможно, переводится как «кабанья сопка». Эти края обследовались Окладниковым, начиная с 1935 года. Здесь его особенно привлекали загадочные петроглифы. В окрестностях Сакачи-Аляна, вплоть до села Малышева и даже несколько выше его, по Амуру рассеяны десятки огромных базальтовых валунов с древними рисунками, относящимися в основном к эпохе неолита.
В водах Сакачи-Аляна, вдоль его берега, лежат наполовину затопленные черные базальтовые глыбы камня. На поверхности одного из них глубокими желобками выбиты странные чудовища, или, вернее, маски какого-то демонического существа. Иногда они окаймлены глубоко вырезанными линиями. На голове виднеются также резные параллельные треугольники. Вся личина окружена лучистым сиянием нимбов. Неподалеку находится другой камень с выбитым на ней изображением иной по стилю маски, или личины, но без такого пышного обрамления, как на первом валуне. Древний мастер запечатлел лицо яйцевидной правильной формы, с огромными раскосыми глазами, в которых застыли круглые зрачки. Нос широкий и расплывчатый. На щеках и на подбородке виднеются параллельные дуги — это, возможно, как считал Окладников, изображение татуировки.
В стороне на берегу лежит огромная плита, на которой столь же тщательно выбита большая, реалистически очерченная фигура оленя с широкими крутыми рогами. На туловище его виднеются спиральные завитки. Рисунки сохранились и на скале поблизости. На одном из них змея, ее изображение выполнено в виде широкого зигзага, заполненного внутри тончайшей резной сеткой. Как утверждают нанайцы, эти гигантская змея и дракон Мудур — непременные персонажи нанайских мистерий. Алексей Павлович Окладников говорил, что древнее население Дальнего Востока коренным образом отличалось от своих соседей в Сибири и Монголии по характеру экономики и по образу жизни. Основу хозяйственной жизни сибирских и монгольских племен составляла охота, которую лишь дополняло рыболовство, источником существования жителей Дальнего Востока служило рыболовство. Отличия, о которых говорил Окладников, хорошо прослеживаются в орнаментах. Неолитические орнаменты населения лесного Прибайкалья, Якутии и Забайкалья имеют строго выраженный прямолинейно-геометрический характер. Кривая линия им чужда. Орнамент неолитических племен Амура выделяется своей криволинейностью, преобладанием спиралей и плетенки. Контраст между традиционным искусством населения Восточной Сибири и Дальнего Востока прослеживается до современности. Как и тысячи лет тому назад, сейчас на Амуре соприкасаются два особых мира с резко отличными художественными традициями — мир восточно-сибирских охотничьих племен и мир амурских рыболовов.
Выдающийся синолог и исследователь культур Дальнего Востока Бертольд Лауфер в начале XX века выпустил каталог. На одной из его таблиц изображена сложная орнаментальная композиция из двойных спиралевидных линий и дуг. В нижней ее части отчетливо просматривается так хорошо знакомая нам обезьяновидная личина с широкой и округлой верхней частью, внутри которой двойной спиралью обведены такие же, как на петроглифах, огромные глаза. Ниже обозначены широкие обезьяньи ноздри, а еще ниже — широкий подбородок. По бокам этой морды торчат широкие уши, тоже переданные в виде спиралей. Особенно интересно, что над головой возвышаются, как два луча, два отростка.
Окладников указывал на сходство в традиционном искусстве населения нижнего Приамурья и южной части Океании. Ярким подтверждением своего наблюдения он считал, например, подобие масок, изображенных на скалах Сакачи-Аляна и созданных народом Океании.
В пользу этой идеи свидетельствуют легенды населения столь далеких регионов. Так, согласно нанайским преданиям, в древние времена на небе было три солнца, из-за которых стояла такая жара, что камни плавились, как воск, и на них можно было рисовать пальцем. Нарисованные полубогами изображения сохранились и до наших дней. Жара стояла до тех пор, пока первый шаман не догадался, что нужно убить два лишних солнца. После того, как он застрелил из лука два крайних солнца, осталось одно, среднее, и жить стало намного лучше, народ стал размножаться.
От Окладникова мне приходилось слышать и о сходстве культур Сакачи-Аляна и дзёмон в Японии. Как бы то ни было, я считаю, что наскальные рисунки Сакачи-Аляна должны быть рассмотрены с различных точек зрения, и поэтому хотел бы предложить устроить на месте поселения международный симпозиум по данной проблеме.
На берегах в окрестностях Сакачи-Аляна всегда было много комаров и мошек. В июле этого года жара достигала 37 градусов, от чего мошек стало в несколько раз больше, чем обычно. Одна из разновидностей мошек — мокрец — отличается особой кровожадностью. Коварство этого маленького мучителя мне было знакомо еще по лагерной жизни. Помню, у товарищей, которых искусал мокрец, сильно распухало все лицо. И даже, если мы надевали на себя сетку, которую комары не могли прокусить, то мокрец пробирался и делал свое черное дело.
В 1988 году уровень воды в Амуре немного опустился, и стали видны рисунки на скалах, находившихся под водой. Поверхность некоторых из них была повреждена, словно по ней прошелся огонь. Жаль, что эти ценные памятники культуры постепенно разрушаются, но тут, очевидно, ничего не поделаешь. Конечно, поместив эти камни в музей, можно продлить их жизнь, но в таком случае рисунки потеряют свое очарование, поскольку именно фон самой природы придает замечательным узорам, фигурам оленей и маскам чарующую привлекательную силу. В этом-то и состоит их уникальность.