Сибирская амазонка
Шрифт:
— Из-за слова взъярился? — поразился Иван. — Оно, что ж, срамное для них?
Атаман пожал плечами, и тогда Алексей счел своим долгом объяснить гнев митрополита.
— Усвятов, секретарь Чурбанова, рассказывал мне про этого Галанина и как раз упомянул этот случай, за который старца чуть было не повесили за язык в тобольском каземате.
Оказывается, «халдей» — самое позорное слово для тех, кто чтит Ветхий Завет.
— Выходит, они здесь скрывались от гонений? — уточнил Иван. — И насколько я понимаю, гореть за веру
— Распустил ты, смотрю, Никита, староверов.
Везде они тише воды ниже травы…
— Никого я не распускал, — возразил угрюмо Никита. — Только ратники — дело особое! Оне никого к себе не подпускают, даже из других скитов. Никто не знает, сколько их.
Может, тыща, может, сотня, а может, десяток всего… Да и с остальными староверами они только по редким случаям общаются…
— По каким случаям? — быстро спросил Иван.
— Это нам неведомо, — произнес уже в который раз атаман, и Алексей заметил, как по-недоброму сверкнули глаза Вавилова, а его рука, лежащая на столешнице, сжалась в кулак.
Алексей усмехнулся про себя. Ванюша едва сдержался, чтобы не запузырить атаману в ухо. Честно сказать, кулаки у него самого тоже чесались, а последняя фраза Шаньшина, повторенная уже не единожды за этот день, очень к подобным действиям располагала.
На правой щеке у Ивана явственно проступил желвак, но все ж он сдержался и добродушно улыбнулся:
— Никита, не темни! Все ты знаешь! Но не хочешь говорить, не говори! Надо будет, мы без твоей помощи все, что нужно, разузнаем! Скажи только, кто у них предводитель?
Шаньшин словно подавился дымом и закашлялся.
Иван торопливо ждал.
Никита вытер рот рукавом чекменя, кашлянул еще раз, прочищая горло, и с неохотой, но пояснил:
— Поначалу был старец. Ефремий. Строгий, его вся тайга боялась. Еще с моим батей они сговорились, что казакам за Шихан ходу нет, зато они помогли нам банду разбойников извести, что с Урянхая в наши земли хаживала. Целые деревни, бывало, вырезали, скот угоняли. А ратники их под Абазом в ущелье зажали, никому не дали уйти…
— Вот оно что! — протянул задумчиво Иван. — Ловко у вас выстроено: ты — мне, я — тебе!
— А тут без этого не прожить, — усмехнулся Никита, но глаза его смотрели тревожно, и он опять закурил уже которую по счету цигарку.
— Хорошо, я тебя, Никита Матвеевич, понял! Хочешь ты мира и спокойствия в своем околотке и потому этих ушкуйников не трогаешь и даже где-то покрываешь! Предупреждаешь, когда солдаты появятся или полиция, даже если они просто тайменя приехали словить… Скажи, насчет нас с Алексеем Дмитричем вовремя предупредил или как?
Шаньшин поднял на него угрюмый взгляд и тотчас увел его в сторону. Иван огорченно посмотрел на Алексея и развел руками. Дескать, видишь, с кем имеем дело?
Вавилов
Весь его вид показывал, что он в величайшем раздумье и, кажется, не знает, что предпринять дальше. Но Алексей понимал, что и это раздумье, и несколько скучающий вид всего лишь игра. На самом деле Иван уже крепко вцепился в атамана и не отстанет, пока не выпытает у него все, что ему требуется.
— Выходит, из баб среди них только Евпраксия мелькает? — Иван зевнул и посмотрел в окно. — А другие бабы, детишки? Их, что ли, совсем никто не видел? А старики?
Что ж, они все в крепости обитают?
— За Шихан нам ходу нет, — повторил еще одну свою коронную фразу атаман, но совсем уж устало и как-то обреченно.
— Ладно, — прихлопнул ладонью по столу Иван. — Это не суть важно. Только чем они живут? Где хлеб берут? Соль?
— Оне, кажись, скот разводят, а после его на хлеб меняют… — пожал плечами атаман. — Мы в эти дела не встреваем.
— Чудесно, — расплылся в улыбке Иван, — час с тобой, Никита Матвеевич, маемся, а сыску с тараканью сиську! Ох, и мастер ты арапа заправлять! — Он вздохнул. — Что ж, начнем опять от печки танцевать. — Его взгляд вмиг налился строгостью. — Давай, мил-друг, быстро и четко отвечай на мой вопрос. Почему все староверы живут тихо и даже идут в огонь, если их начинают прижимать, а ратники, наоборот, ведут себя нагло, похоже, никого не боятся и сражаются, как настоящие солдаты? Скажи, что или кого они защищают?
— Ты, Иван Александрович, ошибаешься, сами оне на рожон не лезут, разве когда припечет! Мы их иной раз по два-три года не видим, не слышим. Думаем, видно, дальше в горы скочевали. Но когда бабки погорели, в станице Евпраксия появилась. Верхом по улице проскакала, и все. Будто показала, что здесь они, неподалеку. А еще по тайге слух прошел, что они из староверской деревни, что недавно тоже погорела, мальчонку забрали, год у себя держали, а после вернули и велели беречь как зеницу ока, пока ему десять годков не исполнится.
— Того самого, что сиганул в реку с моста?
Атаман молча кивнул.
— Это его вы в бане прятали?
— Его! — ответил атаман и перекрестился на образа. — Мои казачки из дозора возвращались и на отмели его заметили. Думали, помер, а когда поднимать стали, мальчонка застонал. Они ж когда кольцо увидели, дюже перепугались и живехонько ко мне…
— Что за кольцо? — в один голос спросили Алексей и Иван.
— Здесь, на пальце, — вытянул вперед указательный палец левой руки Никита. — Это знак особый у ратников. На нем буквами старинными выбито «Спаси и сохрани». Поэтому тот, кто кольцо увидит, должен непременно этому человеку помочь, иначе, сам понимашь… — Он махнул рукой. — Словом, привезли они мальчонку, а на нем места живого нет.