Сибирский эндшпиль
Шрифт:
– Вы двое, что-то ищете?
– спросил голос за спиной.
Они обернулись и увидели широкоплечего бородатого мужчину в коричневом рабочем халате, стоящего на перекрестке двух проходов.
– Э, мы просто смотрим, - ответил Скэнлон.
– Из какой вы бригады?
Мак-Кейн вспомнил, что говорила ему Пола относительно гражданского пополнения и решил блефовать.
– Мы еще не в бригаде. Мы только что прилетели. Просто осматриваемся. Тут все так необычно.
– Ясно. Что ж, добро пожаловать. Посмотрите, если желаете.
Мужчина повернулся и собрался было идти дальше, но Мак-Кейн остановил его вопросом:
– Минуточку?
– Да?
Мак-Кейн указал на дальнюю стену склада, противоположную той, через которую они вошли.
– А что находится там, за стеной?
– Если верить официальным планам, там находился зернообрабатывающий комплекс.
– Там зернообрабатывающий комплекс, - ответил бородач.
– Спасибо.
Мужчина ушел дальше, а они продолжали пробираться вдоль склада, дошли до конца, где асимметрично сходились две стены, и вышли через другую дверь. Перейдя через коридор за дверью, они попали в большой комплекс зернохранилищ, соединенных вверху транспортерами.
– А куда это мы попали?
– спросил Мак-Кейн у одной из двух женщин, склонившихся неподалеку над панелью управления.
– Это зернообрабатывающий комплекс номер три, - ответила та.
– А наверху?
– Гидропонные рециркуляторы и мельница.
– А внизу?
Женщина рассмеялась.
– Вниз долго идти. Там ничего нет, кроме Луны, Земли или еще чего-нибудь - смотря в какую сторону повернуто кольцо. Вы что, заблудились?
– Да, наверное... Мы новенькие. Спасибо вам.
– По-моему, нам пора искать дорогу назад, - вмешался Скэнлон.
– Здесь больше нет ничего интересного.
– Нет...
– разочарованно согласился Мак-Кейн.
– Да, Кев, я думаю, что ты прав.
42
Сообщения накапливались, и постепенно все до одной проверки мест, указанных Фоледой, давали тот же самый результат. Гоньяреш не увидел на оси ничего, напоминающего стартовые установки для автономных модулей с ядерными рентгеновскими лазерами, которые описал Мак-Кейн, Рашаззи и Сэрджент забрались туда, где под Ландау должен был быть алюминиевый завод и не нашли там и следа ядерного микроволнового излучателя, вместо этого они обнаружили плавильные печи для алюминия. Мак-Кейн лично удостоверился, что глубоко под Новой Казанью нет туннелей ускорителя частиц, и другие подтвердили это в двух других местах. Конечно, было неизбежно, что в таком объеме, как "Терешкова", найдется еще много мест, до которых они так и не добрались и полностью поиск был бы закончен только через несколько месяцев. Но факт оставался фактом: все без исключения предположения западной разведки пока оказались ложными.
– Это ничего не говорит тебе об остальных подозрениях и страхах, от которых вы страдали все эти годы? Я не имею в виду только вас - подобный менталитет существует с обоих сторон. Но вся проблема в том, что миром всегда управляли такие люди, которые им управляли. Раньше это было не так страшно, потому что они всегда могли устроить драчку в каком нибудь пустынном месте, и это оставалось их личным делом и делом тех идиотов, которые шли за ними. Но ведь и это изменилось, когда мы, - говоря "мы", Пола имела в виду ученых вообще, - дали им знания, которые подняли их в воздух, и они принялись бомбить города. А сейчас все зашло еще дальше и это уже касается всех нас. Ты хотел сыграть в ученого и проверить все гипотезы. О'кей, ты их проверил. А теперь мы должны сказать людям, которые принимают решения, сказать, что мы обнаружили. У нас нет выбора, ни морального, ни любого другого.
Она отбросила прядь волос со лба, и повернулась к Эрншоу, который бесстрастно стоял у другой стены Склепа, сложив на груди руки. Сейчас они были одни. Пола уже устала, ее голос звенел от волнения и раздражения.
Эрншоу глубоко вздохнул и покачал головой.
– Мне все это не нравится. Нет.
Пола с изумлением посмотрела на него:
– Да Господи, почему? Ты не сказал мне ни одной причины...
– Я старше тебя по званию. Это значит, что мне не нужны причины.
– Эта бездоказательная вера... Нет, даже не это. Перед лицом доказательств.
– Назовем это осторожностью и неуверенностью.
– Какая тут может быть неуверенность? Ты же не будешь спорить с фактами? Почему вы всегда отрицаете очевидные факты, если они не совпадают с вашими предубеждениями? Реальности наплевать на любые предубеждения. Единственный путь научиться чему-то - это строить свою уверенность на фактах. А ты поступаешь наоборот, судишь по своим предубеждениям, что можно принять, как факт, а что - нет? Это называется суеверием и предрассудками.
– Это называется внутренним голосом.
– Какая разница?
Эрншоу вздохнул и отвернулся. Его голос колебался, словно он сдерживал свое терпение только усилием воли.
– А почему в своем весьма научном анализе ты забыла о вероятностях? Здесь слишком много совпадений, и очень подозрительных...
– Подозрительных, подозрительных. Ты опять за свое. Есть хоть что-то, что не кажется тебе подозрительным?
– И потом, мне не нравится передавать все открыто через русских.
– У тебя сдвиг на русских. Только потому, что это место не похоже на русскую тюрьму в твоем представлении, ты считаешь, что это какое-то прикрытие. Тебе даже в голову не приходит, что ты мог ошибаться - что все твои идеи об их тюрьмах и обо всем остальном устарели? Может быть, они действительно изменились, а такие, как ты, еще этого не сообразили?
– Хорошая мысль, - согласился Эрншоу.
– Но ведь и она может оказаться неверной. Почему ты в этом так уверена?
– Внутренний голос, - ледяным тоном ответила Пола и отвернулась.
– По-моему, сейчас ты ошибаешься. Похоже, внутренний голос у тебя не самое сильное место. Что ты вообще знаешь об Ольге, кроме того, что после допроса тебя немного подержали наедине, а она прикинулась подругой как раз в тот момент, когда тебе просто необходимо было с кем-то поговорить? Ты над этим не задумывалась?
– Да все было вовсе не так. Это я позвала ее - там, в госпитале. До этого я видела ее всего несколько секунд, мельком, случайно.
– Случайно. А она чисто случайно шла по госпиталю.
– О Господи Иисусе, ты опять начинаешь?
– А теперь слушай, - голос Мак-Кейна зазвенел.
– Я никогда не сомневался в том, что ты умеешь делать то, что умеешь. И ты теперь не рассказывай, что делать мне. Это моя работа. Ясно?
Пола уставилась на него:
– Ясно. Но разве основная часть твоей работы - не сообщить нашим, что ты нашел? Сюда прибывает много гражданских лиц, много детей, кучи земли и никакого оружия. Тебе не приходит в голову, что сообщить об этом - как раз твоя работа?