Сибирский Робинзон
Шрифт:
Совершенно опешивший от этой мысли, я рухнул на колени и впервые в своей жизни сделал то, что никогда до этого не делал. Я никогда не молился! Как нужно молиться, я знал только по книгам и фильмам. Но мое сердце, как суфлер для глухой души, подсказало необходимые слова.
«Боже, Отче наш небесный, прости меня грешного, мне очень-очень стыдно, что я остался равнодушным и ни разу не пожалел несчастных пассажиров, прими их души в небеса и пропусти в рай. Я хочу верить, что они недолго страдали… Боже, помоги и мне, не оставляй меня здесь одного! — я почти кричал, а по щекам текли ручьем слезы. — Не оставляй, иначе умру я здесь, я не хочу умирать в этой проклятой тайге! Мне холодно и страшно! Помоги!»
Я плакал навзрыд, нервно всхлипывая. Слёзы ручьём текли по моему лицу.
Трудно сказать, сколько длилась моя истерика. Я пришел в себя, когда джинсы на коленках насквозь промокли. От стояния на коленях, а точнее, от холода начался умопомрачительный приступ зубной боли, от которого я чуть не лишился рассудка.
С трудом, словно пьяный приподнявшись, я осмотрелся, как будто желая убедиться, что никто сейчас за мной не наблюдает. Мне было плохо. Кошки скребли на душе. Я потянул лямку, и моя волокуша медленно поползла по снегу. Теперь тащить ее было тяжелее. Ноги промокли, отчего я замёрз ещё сильнее. Иногда волокуша застревала между стволами деревьев, и мне приходилось вытаскивать ее и искать обход.
Приблизительно через тысячу метров я сделал привал, чтобы подкрепиться. На обед мне достался бутерброд с сыром и пара маленьких глотков текилы. Я ел не спеша, усевшись прямо на волокушу с барахлом и умудрившись устроить на ней даже промокшие ноги.
Настроение с каждым куском хлеба и глотком становилось всё лучше и лучше. Мне вспомнилась картина, известного художника, на которой были изображены малолетки, волокущие сани. Сравнение меня рассмешило, и я залился пьяным смехом. Вообще-то выпил я немного, в обычных условиях городской жизни от такой порции я бы не захмелел.
Медленно пережевывая хлеб, я смотрел на лес и, к своему удивлению, нашел много интересного, чего раньше не замечал. Оказывается, совсем рядом обитала большая семья во главе с матерью-героиней. Обладатели рыжих шубок и пушистых хвостов ловко сновали по деревьям. Три бельчонка сидели в ряд около высокого кедра, а перед ними россыпью лежали кедровые орешки. Закончив с одним орехом, они тут же принимались за другой, шустро работая лапками, сильными челюстями и крепкими как алмаз зубами. Не отрываясь от приятного занятия, белки осматривали окрестности. Пушистые мордочки забавно поворачивались в разные стороны. Чёрные бусинки глаз ни на чем не задерживаясь подолгу.
Я их вспугнул, когда неуклюже с кряхтением поднялся с волокуши, намереваясь идти дальше. Белки стремглав взбежали на кедры.
Снегопад закончился, и даже настырный ветер сбавил обороты. Идти через глубокий снег было сущей пыткой, но я стремился быстрее добраться до очага, чтобы просушить ноги и отогреть руки. К концу пути мне всё чаще приходилось останавливаться, чтобы дать отдохнуть правой руке, возле большого пальца которой появилась весьма болезненная мозоль. Как же я не догадался сразу намотать какую-нибудь тряпку на провод!
Но поскольку я шел знакомой дорогой и был относительно сыт, то очень скоро, намного быстрее, чем прежде, достиг речушки. Переход через быстро текущую водную преграду вызывал у меня неприятное чувство. Перескакивая по камням, я в любой момент мог ухнуть в воду. Течение потащило бы меня вниз и, в конце концов, я бы погиб от переохлаждения. Нечего было и думать, чтобы перенести весь скарб разом, и мне пришлось сделать несколько ходок. Полагаю, не нужно рассказывать, как я огорчился, уронив пакет с вином. Он мгновенно скрылся вдали, унесенный могучим потоком, и мне оставалось только грязно ругаться. Осипшим голосом, я в последний раз послал вдогонку пакету самое непотребное слово, плюнул и выскочил на берег. Как ни странно, такая разрядка меня взбодрила, я почувствовал себя уже намного лучше.
Последним на сегодняшний день бедствием, стало возобновление снегопада. Небеса словно разверзлись. Сразу стало темно. Я спешно перетащил добычу под защиту своего жилища.
Глава десятая
ЕВА
…Нам с тобой голубых небес навес,
нам с тобой станет лес глухой стеной,
нам с тобой из заплёванных колодцев не пить.
План такой. Нам с тобой…
и беда станет не беда…
Оставшуюся часть дня я посвятил трем мероприятиям: расширению своего жизненного пространства, заготовке дров и систематизации принесенной из самолёта добычи. Когда небо затянуто тучами, а на вашем запястье нет даже самых дешевых китайских часов, очень трудно определить время. Пришлось поверить «внутренним часикам», заведенным тридцать лет назад, и они мне подсказывали, что сейчас около четырех часов дня. А раз так, то лучше было поторопиться и натаскать хвороста как можно больше, ибо предстоящую ночь я хотел провести в тепле, с максимально возможным комфортом. Из всех полученных при падении травм меня больше всего беспокоили повреждения челюсти и спины. Спину иногда начинало ломить так, что хоть ложись и помирай. Поврежденная рука заживала, и я уже мог уверенно двигать пальцами, но несмотря на это опасался снимать шину и слишком нагружать руку работой.
Снег вновь забивался под джинсы и в ботинки. Носки от постоянной сырости потеряли эластичность и сползли с щиколотки. Раньше у меня замерзали ступни, а теперь и выше, вплоть до икр. Просто отвратительное, скверное ощущение — сырые и замершие ноги. Из-за них зубы начинали ещё сильнее болеть. Мне совершенно не стыдно было плакать и скулить. В такие минуты где-то глубоко в помутившемся подсознании возникала провокационная идея: нужно изо всех сил удариться головой о дерево или всё тот же унитаз, чтобы «отбросить копыта» от болевого шока, перестав раз и навсегда мучиться. Но я хотел жить, и жажда жизни гнала прочь всякую мысль о суициде.
За два часа упорной и тяжелой работы я умудрился перекрыть сучьями и лапником еще одну туалетную кабинку. В результате у меня получилось вполне сносное жилище с небольшой кладовкой. Немного отдохнув, я натаскал весьма приличную кучу хвороста, сожалея, что не было топора, а то можно было бы повалить и порубить парочку нетолстых сухих берез, которые я приметил на своем берегу. Хорошие поленья горят долго, всю ночь. Положив всего несколько штук, можно спокойно ложиться спать и не думать о поддержании костра. Но топора не было, и пришлось ограничиться быстро прогорающими ветками.