Сид и Ненси
Шрифт:
Дом бабушки Данни одиноко белел на окраине деревни. В окнах было темно, бабушка всегда ложилась рано. Сид робко постучал в дверь, но внутри все было тихо. Он подождал, затем постучал снова, потом побарабанил в окно, попробовал даже несколько раз крикнуть, но все было бесполезно. Он вспомнил, что бабушка всегда спала крепко, и разбудить ее было очень сложно. В отчаянии он опустился на землю. Что же теперь делать? Оставаться на целую ночь на улице, где темно, холодно и страшно? Или лучше вернуться домой? Нет, ответил Сид самому себе, ни за что. Лучше и правда подождать на улице до утра. Он хотел уже прилечь на крыльцо дома и заснуть, но потом понял, что это опасно — его тут могут запросто увидеть и принять за бездомного. К тому же отец, когда начнет искать его, первым делом отправится к бабушке. Нет, здесь оставаться было нельзя. Поэтому Сид решил просто погулять до утра где-нибудь недалеко.
Бродя
— Таня?! Ты?! — едва смог выдохнуть он от изумления.
Она в первый миг тоже опешила, но быстро пришла в себя и улыбнулась ему, но не приветливо, а как будто бы непонимающе. Затем, окинув его быстрым взглядом с головы до ног, она внезапно просветлела лицом.
— А-а, Сид, — произнесла она тем же звонким высоким голосом, что и восемь лет назад, только с легкой хрипотцой. — Я тебя помню.
Нет, решил Сид, она почти не изменилась, разве что вытянулась и постройнела. Но манера речи, жесты, лицо — все осталось тем же, только казалось теперь еще красивее. Да и говорила она теперь почти без акцента.
— Ты… как здесь? — снова выдохнул он, немного оправившись.
— Я? Да случайно забрела, — ответила она, чуть заметно улыбнувшись. — А ты что, из дома сбежал?
— Да, — ответил Сид, ожидая, какой радостью сейчас просияет ее лицо и как она улыбнется ему и скажет что-нибудь вроде "Надо же, и я тоже". Но она не улыбнулась и ничего не сказала, только задумчиво поглядела куда-то вдаль.
— И что теперь делать собираешься? — спросила она минуту спустя.
— Не знаю, — пожал плечами Сид. И вдруг его осенило, и дрожащим от волнения и страстного предчувствия голосом он спросил: — А ты бы что мне посоветовала сделать?
Она взглянула на него так, как будто он спрашивал о чем-то совсем глупом. Затем вдруг взгляд ее прояснился, и она ответила:
— Я тут знаю неподалеку одно место. Если хочешь, завтра ночью приходи туда.
— Завтра? Почему завтра? — удивился Сид.
— Потому что сегодня тебя туда не пустят. Я должна их заранее предупредить.
— Кто не пустит? Почему? О чем предупредить? — снова не понял Сид, но Таня покачала головой.
— Завтра сам все увидишь. Приходи в это же время сюда же. А мне пора.
Она встала и, кинув прощальный взгляд на рощу, луну и далекие огни домов, повернулась и пошла прочь.
— Подожди!.. Таня!.. Куда ты?.. — отрывисто выкрикивал Сид ей вслед, пытаясь ее догнать, но она, не оборачиваясь, быстро скрылась за деревьями. Сид стоял в недоумении, пытаясь понять, куда это она так торопилась, но, так и не сумев ничего придумать, вернулся на берег пруда. Но теперь внутри у него все трепетало от радости. Он не просто встретил ее и поговорил с ней. Теперь он был прочно связан с ней невидимой нитью, которая ровно через сутки приведет его сюда же, и он испытает настоящее счастье, слившись не просто с Ней, но с Ее миром. "Одно место" теперь казалось ему раем, страной, где живут люди, такие же романтичные и свободные от предрассудков, пишущие стихи и живущие не по общим правилам. И тут его снова осенило, он внезапно понял, куда отправилась Таня. Какой же он дурак, что раньше не вспомнил об этом месте! А если сейчас пойти туда самому? А что, он тоже имеет право, это ведь их общее место, они были там вдвоем восемь лет назад, почему бы им не оказаться там вместе и сейчас? Но в этот раз, как подсказывал внутренний голос Сиду, все должно быть по-другому. И, решившись, он зашагал к окраине Двух Холмов, к заброшенному
Чем ближе он подходил к нему, тем страшнее ему становилось. Колени его дрожали, он много раз собирался уже повернуть назад, но каждый раз сладкая мысль о Ней неотступно гнала его вперед.
Заброшенный дом все так же одиноко чернел в лунном свете. Внутри было тихо. "Она там", — прошептал одними губами Сид и крадучись подошел к густой траве, которая уже совсем скрыла под собой сгнивший забор. Постояв немного и прислушавшись, он решительно направился к дому. Но внутри оказалось пусто. Как и восемь лет назад, лунный свет лился через разбитое окно, скрипел на ветру оторвавшийся кусок крыши, в углах попискивали мыши. Но Тани здесь точно не было. Сид в тоске присел на пол. Собственно, с чего он взял, что она должна быть именно здесь? Если они сидели тут с ней еще давно, то это ничего не значит. Она, может быть, уже этого и не помнит. И тут Сид понял, что именно тут, в этом заброшенном доме, куда он так боялся раньше заходить, он и останется. Хотя бы на одну ночь. Именно с этим домом были связаны его воспоминания о том дне, и теперь, глядя на эти ветхие стены, на груды мусора, которые за восемь лет только еще больше выросли, он испытывал безграничное наслаждение. Сердце его сильно билось, он чувствовал настоящее счастье, когда вспоминал их разговор здесь, и каждое ее слово отдавалось в нем, сладко щемя сердце. Он даже нашел гвоздь с бурыми следами засохшей крови, которым она тогда вырезала на его ладони букву N, и от этого пришел в неописуемый восторг. Жаль, что царапины за долгое время уже успели затянуться. Но Сид все глядел на ладонь, словно ждал, что буква сама собой возникнет вновь. И при воспоминании о каждом ее прикосновении к его коже его бросало в жар. Если бы не хромая нога, он бы, наверное, забегал от радости по дому.
"И все-таки этот дом — моя судьба, — подумал он, снова окидывая взглядом заброшенное жилище. — Я назову его Второй Дом Отщепенца. Или лучше Дом Двух Отщепенцев — в честь Нее тоже". Замечтавшись, Сид прилег на полуистлевший матрас и сам не заметил, как заснул.
Проснулся он от дикого холода, ломившего все его тело. Прямо ему в лицо уставились глаза-бусинки на мордочке серой мыши, которая ползала по его матрасу. Сид в ужасе вскочил и с омерзением отшвырнул наглого грызуна прочь. Тут он заметил, что уже рассвело, в пустые прямоугольники окон льется свет, а снаружи клубится серовато-белый туман, который, проникая внутрь дома, оседал повсюду крупными каплями влаги. Вся одежда Сида и матрас, на котором он спал, насквозь промокли. Сид понял, что спать дальше он уже не сможет и, встав, подошел к окну и взглянул на деревню, утопающую в тумане. Было и правда еще слишком рано, мальчишка-молочник с моллинсовской фермы, позвякивая звонком велосипеда, еще только начинал развозить коробки с бутылками внутри, но, как показалось Сиду, деревня сегодня была куда в большем оживлении, чем обычно, отовсюду слышалось несмолкающее жужжание сонных голосов. Он услышал голос какой-то женщины, остановившей молочника и спросившей его, что произошло.
— Говорят, на Северном холме мальчик пропал, — донесся до Сида ответ.
Так вот в чем дело! Его уже с самого утра начали искать! Наверное, Аня озаботилась. Ну конечно, она, кто же еще. Ну ничего, стоит только подождать немного, а потом, когда дома никого не останется, вернуться в Дом Отщепенца, чтобы затем покинуть его навсегда. Сид забился подальше в угол, чтобы его случайно не нашли, и принялся ждать. Время тянулось невыносимо медленно, вдобавок ко всему жутко хотелось пить и есть. Временами мелькала одна назойливая мысль: пойти домой к бабушке или в магазин на соседней улице, чтобы утолить жажду и голод. Но Сид знал, что, стоит ему только выйти на улицу, как его тут же заметят и вернут домой. Поэтому он, стиснув зубы, молча терпел и ждал. Наконец, когда стало совсем светло и в лучах солнца, проникавших в дом, заклубилась пыль, он вылез из своего укрытия и задворками, стараясь держаться в тени, направился к Северному холму. Он еще только приближался к дому с задней, западной, стороны, а навстречу ему по склону уже сбегали три знакомые фигуры: коренастая и плотная — отца, высокая и худая — сестры и маленькая и тучная — бабушки.
— Слава Богу, Сид, ты нашелся! — еще издалека закричала Аня. — Я вам говорила, он не мог уйти далеко!
Сид остановился в смущении, не зная, что ему делать дальше. Все трое между тем налетели на него и принялись тормошить со всех сторон.
— Жив, родной мой! — всхлипывала бабушка, обнимая его и прижимаясь к нему мокрой от слез щекой.
— Сидди, ну зачем же было так поступать с нами? Уйти, ничего не сказав! Мы ведь все так волновались, с самого утра на ногах! — всплескивала руками Аня.