Сидр для бедняков
Шрифт:
Перед мысленным взором Марты появился зал, полный старинного стекла, хрусталя, покрытого пылью, никому не нужного.
— Пусть убедится, что с ним никто не желает иметь дела. Может, тамошние еще и пойдут, если храбрости наберутся, но от нас никого не будет.
— Кюре тоже не… — Марта никак не могла найти нужное слово. Женщина у стола яростно ворошила чечевицу. Потом с жаром начала что-то объяснять, размахивая кулаком, ее тощая грудь тряслась от возмущения. Из того, что она говорила, Марта улавливала лишь обрывки.
— Кюре тоже не в состоянии помочь… Он и сам бедняк… И потом, чего он хочет взамен? Все они одинаковы… Сожрут с потрохами… Nous autres, les vieux, on se debrouille… [28]
— Нет, не муж. — Марта выдержала ее взгляд.
28
Мы-то, старики, как-нибудь выпутаемся (франц.)
Мадам Марешаль пожала плечами — ей, мол, безразлично, — но по лицу ее было заметно, что она довольна: от нее не ускользнули тонкости их отношений.
Увидев Марту, Рейнир отделился от группы мужчин, суетившихся возле машины, и подошел к ней.
— Причину аварии, кажется, наконец установили.
Парень в синей майке склонился над мотором. Марешаль, всецело поглощенный работой, что-то тихо и убежденно ему говорил.
Марта и Рейнир посидели в парке и перекусили тем, что Марта принесла из лавки.
— Завтрак на траве, — пошутил Рейнир.
Разомлев от жары и выпитого за едой сидра, они медленно побрели в лес искать прохлады.
— Что-то здесь творится неладное, — сказала Марта. — Эти люди все время шепчутся. Дело нечисто. Ты обратил внимание, что в коридоре стоят ружья?
Рейнир рассмеялся.
— А тебе только того и надо! Учуяла дух французской революции! Эти голодранцы, что с утра до вечера хлещут сидр, держат за дверью винчестеры, чтобы перестрелять всех кроликов в округе или браконьерствовать в здешних лесах. А ты уже расфантазировалась — вооруженное восстание. И конечно, возликовала!
— О чем ты? Не понимаю. — Мартой вновь овладело странное чувство, будто время остановилось.
Они углубились в запущенный парк. Ни один листок на деревьях не шевелился. На кустарниках белесоватый слой пыли. Мертвая тишина, и только доносившиеся издали голоса детей казались легким и тонким звоном, пропущенным сквозь толщу знойного летнего полдня.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — повторила Марта. — Отказываюсь понимать.
— Не будем играть в прятки. Не притворяйся, будто не знаешь, за что тебя уволили с работы.
Марта покачала головой.
— Уволили?
— Да, из Учебного центра.
— Никто меня не увольнял. Центр ликвидировали, и ты это отлично знаешь. Почему ты так странно на меня глядишь?
— Его, между прочим, из-за тебя и ликвидировали, — раздельно произнес Рейнир. — А тебя уволили. Быть может, они так прямо не сказали, у них были, вероятно, свои причины. Не хотели ворошить старое, устраивать шумиху. Ведь все мы люди. Тебе еще повезло, что подвернулось место в другом секторе Фонда. Но то, что тебя уволили, — факт.
— Нет, я, наверное, сошла с ума. — Марта нервно рассмеялась. Ее смех птицей взметнулся к вершинам деревьев. — Я и понятия не имела, что была уволена. Может, еще скажешь, что сам приложил к этому руку?
— Марта, давай начистоту. До некоторой степени да. Меня тоже привлекли к этому делу.
— Трам-там-там,
— Тебе нельзя больше сидра, — не оборачиваясь, заметил Рейнир.
— Наоборот! После четырех стаканов я, пожалуй, разберусь, что к чему. И мне станет ясно, в чем же я, как секретарь Учебного центра, провинилась и что предосудительного совершила…
— Я всегда знал, что ты не истеричка и отнюдь не дура. Но у тебя какое-то наивное представление о порядочности, своего рода половинчатый либерализм, а он может быть опасен. Прости, если я выразился слишком резко. Беру свои слова обратно. Но ты чересчур эмоциональна, чересчур болезненно реагируешь на все и к целому ряду явлений подходишь удивительно предвзято. Люди иной раз не знают, чего от тебя ожидать…
Деревья обступили их стеной. Старые, почти заросшие тропинки разбегались во все стороны и терялись в кустах. Марта с таким ожесточением потерла виски и щеки, что на коже выступили красные полосы. Рейнир шел на полшага впереди и, с подчеркнутым безразличием поднимая ногами пыль, говорил быстро, деловито-небрежно, что у него всегда было признаком недовольства и обычно выводило Марту из себя, но сейчас наполняло ее ужасом.
Рейнир крайне изумился, когда на конгрессе, посвященном мироощущению современности, профессор Фоллер отвел его в сторонку и спросил, какое впечатление производит на него Марта Вейк. Рейнир честно сказал, что знает, кто она такая, но больше ничего добавить не может. Она встретила его в Учебном центре и очень тепло и сердечно представила аудитории, перед которой он выступал. Вот, пожалуй, и все. Фоллер признался, что сам он пока не составил себе о ней мнения, но директорат Фонда как будто бы доволен. Уже два года она самостоятельно управляет Секретариатом Учебного центра; в ее функции, в частности, входит организация собраний и тому подобных мероприятий, проведение лекций и создание всевозможных курсов. В сущности, директорат предоставил ей эту работу, так сказать, скрепя сердце, ибо других подходящих кандидатур у Фонда в то время не было. Правда, при поступлении она представила превосходные рекомендации, из коих одна была написана весьма большим авторитетом в области социальных исследований, но это было все, что о ней знали, и у руководителей Фонда всегда оставалось тягостное ощущение, что Марта Вейк — человек со стороны. И довольно скоро возникли осложнения. К начальству стали со всех сторон поступать жалобы, что Марта Вейк не проводит в рамках Учебного центра заданной твердой линии, что привлекает к работе в Центре лиц, чьи убеждения по меньшей мере спорны, а связи — сомнительны.
Это бы еще полбеды и, скорее, свидетельствовало об активности Секретариата, однако позднее стали поступать сигналы о том, что Марта Вейк предпочитает сотрудничать с теми представителями науки и искусства, которых приходится считать определенно нежелательными… в свете духовных и общественных ценностей, которые Центр положил в основу всей своей деятельности. Тем более что в данном случае речь идет о формировании мировоззрения молодежи…
Рейнир прервал поток аргументов Фоллера и в свою очередь намекнул, что прекрасно понимает, куда клонит профессор. В людях, которых тот назвал проходимцами, незаметно проникшими в общество и тайно подрывающими его основы, Рейнир тоже видел своих непримиримых врагов. Имена тех, кого Марта приглашала для чтения лекций и докладов и кому она доверяла руководство секциями, были ему небезызвестны. У них и в самом деле весьма сомнительная репутация, но чтобы из-за этого теперь…