Сидящее в нас. Книга вторая
Шрифт:
– Мне нравится тебя таскать, как мешок с мукой, – невозмутимо ответил Дэгран и ушёл на глубину.
Его длинные волосы, извиваясь, ласкали ей лицо и шею еле ощутимыми прикосновениями. Его тело под ней мягко перегоняло с мест на место мышцы, лаская её грудь. Таюли прижималась щекой к жёсткому плечу и ни за что не хотела вылезать на берег. Вообще никогда.
– Ты хочешь уплыть со мной в Лонтферд? – по-своему понял её пылкие мысли Дэгран, но уточнил, едва поднявшись на поверхность.
– Нет. С чего ты взял?
Он не ответил и опять ушёл на глубину. Её предназначение было бесстрастно и терпеливо, как лёд, наползающий на трепещущую
– Ты то, что я не рассчитывал даже встретить. А пройти ритуал с Двуликой, ещё меньше, – спокойно объяснил он, поднимаясь на вершину постепенно крепнущей волны. – Но, это случилось. Случилось со мной. И это самое важное в моей жизни. Любовь, о которой ты размышляешь, не имеет к этому отношения. Это человеческое чувство. В этом есть выбор. А у меня нет выбора. Потому, что кроме тебя никого не может быть. И пока ты жива, я не могу от тебя отказаться. Потому, что это невозможно.
Вот и получите – иронизировала по поводу своих невольных ожиданий Таюли, погружаясь в воду. Самое дурацкое признание, что только можно себе вообразить. Вставь его в поэму о любви, и её никто не станет читать. А она слушает и действительно понимает Дэграна, хотя подоплека его признания раздражает донельзя.
Да, любовь – это выбор. И за неё приходится бороться. В этой борьбе ты становишься лучше или хуже. Ты испытываешь себя и других, иной раз открывая себе себя или другому его новые стороны. У любви множество граней, отражающих множество чувств, желаний, порывов и отречений – она сверкает в лучах твоего солнца.
А когда она пряма, как стрела, и бьёт в единственно предназначенную для неё цель? Всё предопределено, и ты остаёшься такой, как есть, на том месте, с которого уже никогда не сойти. Мраморная статуя, обречённая на единственный жест, навязанный создателем. Жизнь, замершая в одной точке. Выживет ли в ней живой человек?
– Вокруг множество людей, – напомнил Дэгран, уходя от слишком настырной волны. – В них полно чувств, желаний, порывов и отречений. Это влияет на твои чувства. Значит, ты никогда не сможешь замереть в одной точке. Ты свободна. Просто я всегда буду рядом с тобой. Даже если буду далеко от тебя. И ты всегда будешь возвращаться ко мне, когда будешь уходить.
– Ты жутко нудный, – вздохнула Таюли, целуя его каменный затылок.
– Хочешь, чтобы я научился смеяться, как твоя Лиатаяна? Или, может, ругаться?
Она хохотала, как сумасшедшая! А ветер подхватывал её смех, чтобы растерзать его в клочья и рассыпать над разгорающейся бурей.
– Давай покатаемся на волнах, – капризно потребовала Таюли и крепче вцепилась в его шею.
Она уже начинала привыкать к тому, что её желания не обсуждались, а просто исполнялись Рааном с непринужденной свободой, как если бы он сам желал того же. А может, и желал, но именно Дэгран, а не демон – хотя тот не лишён любопытства, пока набито брюхо и ничто не угрожает жизни. Такое впечатление, будто демонические стремления добраться до чувств людей касаются только человеческой половины Рааньяров. Да и Лиатаян. Кто знает, а вдруг они тоскуют по себе родившимся, но так и не выросшим по-настоящему?
В этот раз Дэгран не ответил – под её заумствования он принимал подлинный облик. И проделывал обычное для него, в сущности, обращение с особой осторожностью. На его спине торчала Трёхликая – догадалась Таюли – и ей ничто не должно повредить даже в мелочах. Ей и не вредило: островок незыблемой надёжности под ней стремительно разрастался, но ледяные иглы как-то обошли тот его клочок, где угнездилась её голая попа, и раскинулись ноги.
Из плеч Дэграна в сторону наездницы внезапно вытянулись две изогнутые иглы, явно предлагая себя в качестве цепкой опоры, за которые она тотчас и ухватилась. Наконец, грива чудовища, выплескиваясь наружу густыми живыми прядями, оплела её тело: то ли для надежности, то ли, пытаясь согреть её нечувствительное к холоду тело.
А меж тем, океан приветствовал их рукоплесканием громадных вальяжных валов. Или пытался их схлопнуть ладонями, как муху, что самоуверенно лезет тебе в лицо, искренно полагая, что её ждали. Рааньяр с пренебрежением нахального дитя – бесконечно уверенного в своей безнаказанности любимчика – взбирался на закорки волн. И ухал оттуда вниз, в разверстую пропасть под восторженно трусливый визг Трёхликой.
Рааньяр взлетал на гребень самых высоких валов и летел, подброшенный ими, над остальными волнами, крутясь юлой и изрыгая гулкий рёв. Таюли вопила в азарте всякую чепуховину. Раскидывала руки, мня себя птицей, но торчала на теле оборотня, как приклеенная. Океан осанисто ворочался, степенно громоздя вал за валом. А Рааньяр катался меж ними крохотной непотопляемой жемчужиной в трепещущих складках развевающегося на ветру плаща.
– Ты не устала? – Дэгран с трудом провернул в звериной пасти язык, обернувшись к своей драгоценной неизбежности.
– Чуть-чуть, – не стала скрывать она то, что он и так ощутил, но из уважения к человеческим привычкам озвучил вслух.
Прямо с гребня волны оборотень юркнул к её подножью и ушёл под воду, где хрупкий человечек мог немножко отдохнуть. И даже неплохо для немножко: после ритуала способность не дышать под водой выросла раз в пять. А рядом с Рааном, словно бы, ещё удесятерялась.
Таюли опустила тело на его спину и… чуть, было, не задремала. Громадная лапища, неестественно изогнувшись, нависла над ней. И потюкала в затылок ледяным когтем, дескать, не вздумай – захлебнёшься, если я нырну! Верный своему стремлению следовать её желаниям Дэгран остался на поверхности. И заскользил не поперёк, а вдоль гребней, мягко перемахивая с одного на другой. Вот она и заснула на свидании, как последняя простушка.
Спала, видать, долго: и солнце уже встало, и океан начал уставать. Раан по-прежнему неутомимо скользил по волнам, но будто в полудрёме. Таюли потянулась, сладостно зевнула и оповестила:
– Я выспалась!
– Ты хорошо спала, – с чуть заметным одобрением откликнулся заботливый оборотень и спросил: – Ты голодна?
– Не знаю, – принялась исследовать себя Таюли. – Вроде, не чувствую. Значит, точно не голодна, а то бы уже скулила и просилась домой.
– Домой? – тут же поймал её за язык Дэгран.
– На остров, – почти ласково уточнила она, расплываясь в глупой неудержимой улыбке.
Тут же смутилась, мысленно обругала себя тряпкой и с самым независимым видом соскользнула с его спины бороться с океаном в одиночку. Дэгран не возражал, бдительно следя за обеими: за Трёхликой и за её человеческой дурью.