Сигареты и пиво
Шрифт:
Пока я дошел до вершины холма, совсем задолбался. Было уже до хрена поздно. Я привык возвращаться домой поздно после тяжкой трудовой ночи в “Хопперз”, но не пешком же. Но я надеялся, что Грязный Стэн уже приехал и припарковал мою “Капри” у дома. А если нет, я до него, бля, доберусь. Сделка — это сделка, и семьдесят фунтов — нехеровое тому подтверждение. Я остановился на углу и посмотрел на дорогу.
Да, рядом с моим домом была припаркована тачка. Но это была не моя тачка. Если только Стэн не выкрасил ее в белый.
Я пошел к машине, у меня аж кишки в узел завязались. Какого хуя он сотворил с моей тачкой? “Забери ее и поменяй покрышки” — сказал я ему. Не “Забери ее, поменяй покрышки и выкрась в белый”. Я, блядь, ненавижу белые “Капри”. Моя была золотистая. У меня была единственная золотистая “Капри” в Манджеле, и меня это вполне устраивало.
Хотя, у Подручного была белая “Капри”.
— А, это ты, — сказал продавец Даг из открытых дверей своего магазина. — Ну, и что ты можешь сказать в свое оправдание, а?
Глава 13
Наконец-то, после четырех часов ожидания, мое терпение вознаграждено. Он выходит из зала игровых автоматов и направляется к Хай-стрит — руки в карманах, на голове капюшон, узкие плечи подняты. Я благодарю богов расследовательской журналистики за то, что он один. С другой стороны, я всегда знал, что он будет один.
Я подхожу к нему, когда он останавливается, чтобы воткнуть в рот сигарету.
— Вот, — говорю я, протягивая зажигалку.
Он прикуривает и подозрительно смотрит на меня, прищурив глаза, такой взгляд я уже видел. — **** надо? — спрашивает он.
Хочу просто поболтать, говорю я ему. Но по его взгляду понимаю, что теряю свой шанс. Я лезу в карман пальто и демонстрирую ему коричневую кожу своего бумажника.
— Лады, — говорит он. — Но не здесь.
Прошло десять минут. Я сижу на деревянной скамейке. Передо мной текут коричневые воды реки Кландж. Мимо меня проходят только старики со своими собаками. Мой взгляд привлекает пара белых лебедей в воде — маяк чистоты в городе, где невинных мало и с каждым днем все меньше. Запах застарелого пота достигает моих ноздрей. Скамейка скрипит, когда на нее садится еще один человек.
Рядом со мной сидит мальчик.
— Чего? — спрашивает он.
— Мы можем поговорить про Кайф?
— Какой еще Кайф? Игры, игры.
Я протягиваю ему сложенную банкноту.
— А, этот Кайф. И что ты про него хочешь знать?
— Откуда он взялся?
— *** знает. — Кажется, что его глаза одновременно смотрят во всех направлениях и он готов удрать, заметив любого, кто приблизится, если только это не старик с собакой. — Просто появился, и все.
— Когда?
— Дахэзэ. Несколько недель назад. Или несколько месяцев.
— И как часто ты его используешь?
Мальчик пожимает плечами. Его лицо в свете осеннего солнца абсолютно белое, никаких признаков того, что недавно закончилось жаркое лето. Едва заметные морщинки вокруг бегающих глаз.
— Когда могу достать.
— Ты знаешь, что это?
Он ерзает на скамейке. У него начинает нервно дергаться нога. Ответа я не получаю. Я предлагаю ему еще одну банкноту.
— Конфеты, типа того, — говорит он. — Хорошие конфеты, от которых тебя штырит.
— Но ты ведь не веришь в то, что Кайф — это просто конфеты? Ты же понимаешь, что принимаешь наркотики, и не знаешь, что они делают с тобой?
— Ниче я о наркоте не знаю. А Кайф делает то, что делает. Это конфеты, и от них тебя штырит.
— Что значит “штырит”?
Он все чаще смотрит по сторонам. Теперь у него дергаются обе ноги.
— Мне пора.
— Просто скажи.
Он, прищурившись, смотрит на меня. Я вдруг стал его врагом.
— Тебе здесь нравится, а? — говорит он со злостью. — Манджел тебе место зашибись, да? Ну, повезло тебе. А для меня и всех, кого я знаю, это ************** дыра. И не только потому, что тут не хер делать. Я могу забить на то, что мне не *** делать. Но все гораздо хуже. Совсем плохо. Я смотрел телик, Манджел не похож на те места, которые видишь по телику. То есть, с одной стороны, есть Манджел, а с другой — место из телика. Но в место из телика ты попасть не можешь. А потом появляется чувак с мешком конфет, и это не обычные конфеты. Эти конфеты могут перенести тебя в место из телика, вот так. И че ты будешь делать?
Я открываю рот, чтобы ответить, но отвечать мне нечего. У меня нет аргументов. К тому моменту, как я понимаю это, я снова остаюсь один.
— По поводу? — спросил я. Честно говоря, мне было нечего сказать Дагу. Но сказать что-то было надо.
— По поводу, говоришь? По поводу? По поводу моей чертовой дочери, которой нет дома. По поводу этого маленького говнюка, который сбил ее с пути. Вот по какому поводу.
— А, ну да, э… — Я посмотрел на Дага. Не такой уж он и страшный. Ему уже лет шестьдесят, если, конечно, у него есть хоть какой-то возраст. Такие всегда выглядят одинаково, неважно, сколько им лет. Говорят, именно таких и стоит опасаться. Но с меня уже хватит продавца Дага и его закидонов. И, как я уже сказал, не такой уж он был и страшный. Я сделал глубокий вдох.
— Знаешь, что ты можешь сделать, Даг? — сказал я. На улице было темно. Где-то мигал один фонарь, но он был слишком далеко и ни хера не решал. И в магазине за спиной Дага света тоже не было. Так что мне Даг казался эдаким долговязым черным пятном. Но я догадался, куда он смотрит, и посмотрел ему, типа в глаза. — Можешь взять свое пиво и сигареты, и…
— Я бы на твоем месте замолчал прям сейчас. — И я замолчал. Ну, чтобы не залупаться особо. Потому что это все-таки продавец Даг, и про него всегда ходили слухи.
— Я бы на твоем месте обдумал свое положение и только потом стал разевать свой хлебальник. Я бы подумал о других. Обо мне и моей Моне. И о твоем друге Финли.
— Финни, — сказал я. Потому что я знал, что Фин всегда терпеть не мог, когда его так называли. — Не Финли.
— Пускай Финни, — сказал он. — Но ты ему не друг. Мне все это не нравилось. Я хотел пойти домой и повтыкать в телик. И посрать мне, что в доме нечего выпить. Я поставлю чайник.
— Че?
— Не можешь ты считаться его другом. Будь ты его другом, ты бы за ним приглядывал.