Сила двух начал

Pelagea Sneake Marine

— А теперь?— выдохнул он, когда они оба были на кровати, и Мэри уже еле сдерживала рвавшиеся из груди стоны наслаждения. Но, несмотря на это, несмотря на всю ту страсть, что, казалось, сжигала ее без остатка, она нашла в себе силы покачать головой, но это Волан-де-Морта не устроило – не прекращая движения своих рук, он произнес категорично:

— Я поверю в это, если только услышу отказ – не иначе.

— Нет…— прошептала Мэри еле слышно, но ее слова не были услышаны Волан-де-Мортом – добиваясь от волшебницы своего, он все же не мог не видеть ее столь желанного тела, не смог и на этот раз так легко отказаться от близости с ней. Скинув с себя остатки одежды, он нетерпеливо соединился с ней, вызвав у Мэри громкие стоны – она знала, что победила,

и готова была сделать все, чтобы погасить, наконец, сжигавший ее огонь безудержной страсти. Наслаждение все нарастало и нарастало, как и ритм их общих движений в конвульсиях сладострастия – волшебница уже едва могла видеть пылающие от вожделения глаза Волан-де-Морта, похожие в тот миг на вспыхнувшие угли, и уже едва слышала свои собственные, становившиеся все громче, протяжные стоны – так громко стучала кровь в висках. И, в тот момент, когда пришло удовлетворение, которого Мэри так жаждала, внезапно, впрочем, как всегда, острая, словно от удара охотничьим ножом, боль пронзила ее сердце, возвестив о приходе очередного приступа. Прерывая конвульсии похоти, в которых все еще неистово сокращался каждый мускул ее тела, она попыталась разомкнуть объятия Волан-де-Морта, что были сейчас точно стальные, но ничуть не преуспела – тот словно бы забыл о ней, растворившись в мгновенно пришедшем наслаждении. Мэри отчаянно дернулась, волна ужаса затопила ее душу, она подумала, что ей суждено умереть, испытывая одновременно и боль, и наслаждение, и тут ощутила, как руки Волан-де-Морта разжимаются. Не глядя на изумленное лицо мага, волшебница в один прыжок достигла столика, на котором стояло противоядие, и, по-быстрому вынув пробку, выпила зелье, минуту после этого неподвижно оставаясь на месте.

— У тебя что, всегда так?— недоуменно поинтересовался у нее Волан-де-Морт, наблюдая сие действо, привстав с кровати,— весьма необычный недуг – приходит лишь в минуту плотского наслаждения! Что-то не слышал это от Мальсибера…

— Это потому, что такого никогда не было,— фыркнула Мэри,— странно, что приступ пришел именно сейчас…

Волан-де-Морт не дал ей договорить – вновь заключив ее в объятия, он жадными руками принялся ласкать ее тело, доставая до самых сокровенных его уголков. Волшебница закрыла в блаженстве глаза, отдаваясь во власть этих волшебных рук, позволяя им утянуть ее вновь на кровать. И вновь они предались утолению страстей, и Мэри, вначале сдерживающая себя из-за страха повторения приступа, в конце концов, плюнула на все тревоги, отдаваясь Волан-де-Морту без какого-либо сопротивления и до конца, заставляя и его стонать от наслаждения, содрогаясь все сильнее вместе с ним в конвульсиях страсти. На этот раз блаженство, пришедшее в конце, не омрачила никакая боль, и Мэри ощутила себя счастливее, чем когда-либо. «Мальсибер был прав,— пронеслось в ее сознании,— Волан-де-Морт подарил мне такое наслаждение, которого я раньше не испытывала».

— Спасибо тебе,— еле слышно прошептала она, едва смогла говорить,— это было восхитительно.

— И я не прочь еще раз добиться от тебя этих слов,— сказал Волан-де-Морт, поддерживая Мэри, без промедления сливаясь с ней в долгом поцелуе…

…— Знаешь, пожалуй, в благодарность за сегодняшнюю ночь я расскажу тебе о медальоне,— вдруг сказала волшебница, вырывая Волан-де-Морта из сонного забытья. Он тут же, забыв про такой долгожданный отдых, приподнялся на локте, переспросив нетерпеливо:

— Серьезно? Ну что же, приступай, я слушаю.

Он со всем возможным вниманием выслушал все то, что она ему сказала, и после, задумчиво прищурившись, переспросил:

— Значит, Медальоном Златогривого Единорога может обладать только человек, на чьей вине нет ни одного убийства?

Мэри кивнула с довольным видом, и, видя его разочарование, поспешила уточнить:

— Но, оставаясь владелицей медальона, я не являюсь его истинной хозяйкой – ею станет только дочь потомков рода Гриффиндора и Слизерина, если, разумеется, родится.

— Вероятность, что наследник Слизерина

встретится с потомком Гриффиндора даже меньше нуля,— подтвердил Волан-де-Морт слова Мэри,— сейчас узнать, чей ты потомок, почти не представляется возможным.

— Быть может, внешне разные пути уже пересеклись, только родители преемницы Марго об этом не знают,— произнесла волшебница задумчиво,— живут себе спокойно в какой-нибудь деревне, наслаждаются жизнью…

— Только не говори, что ты с этого дня начнешь искать эту пару,— скептически фыркнул Волан-де-Морт,— и что добровольно передашь медальон Единорога им, точнее – их дочери.

Мэри его слова немного удивили.

— Зачем мне это? Мне, что, своих забот не хватает?

— Кстати о заботах,— перебил ее Волан-де-Морт,— нам пора прояснить кое-что.

— Что же?

— Чем для нас обоих стала эта ночь, разумеется.

— Ты говоришь о том, стоит ли продолжать подобные отношения?— спросила Мэри, и, увидев кивок Волан-де-Морта, пожала плечами,— а почему бы и нет? Я ничуть не разочаровалась в том, что все-таки стала твоей любовницей, и готова...

— Встать под мою защиту? Ты уверена в этом?

Мэри кивнула.

— Да. А ты, что ли, против этого?

Волан-де-Морт, блеснув глазами в темноте, насмешливо ухмыльнулся.

— Кто же откажется от такого подарка судьбы?— спросил он в пустоту, и подкрепил свои слова, неистово поцеловав Мэри в губы. Одновременно его руки начали свое очередное путешествие по ее телу, что немедленно отозвалось на ласки вновь зарождающимся желанием. Волшебница знала, что этот остаток ночи будет для них двоих необычайно сладким и очень коротким, и тут же все ее мысли утонули в первом водовороте блаженства, за которым последовали и другие, более мощные, почти уничтожающие, и поэтому особенно приятные…

Пробуждение было весьма необычным – Мэри, едва открыв глаза, увидела на своем плече голову Волан-де-Морта, и чуть не завопила от ужаса. Правда, почти сразу опомнилась и начала трезво смотреть на вещи. Тот факт, что Волан-де-Морт провел с ней эту ночь, стал постепенно забавлять ее, и она, не желая будить спящего мага, прошлась внимательным взглядом по его такому безмятежному лицу. Теперь, когда отсвечивающие багрецом в дневные часы глаза были закрыты, а губы не изгибались в издевательской усмешке, Мэри было даже приятно смотреть на это змеиное лицо, обладатель которого стал ей так дорог всего за одну ночь. Она невольно задумалась, чем Волан-де-Морт себя так изуродовал, но ответа, разумеется, не нашла, и знала, что у нее не хватит духа расспрашивать Волан-де-Морта об этом. Ласково провела ладонью по его щеке, и чуть вздрогнула, услышав так внезапно раздавшийся недовольный голос мага:

— Что, вновь сгораешь от нетерпения?

— Нет. Наслаждаюсь близостью с тобой,— ответила Мэри с нежностью в голосе.

В ответ ей донеслось скептическое фырканье мага, что наконец-то открыл глаза. Увидев выражение лица волшебницы, он недоверчиво протянул:

— Я думал, так можно смотреть лишь на тех, у кого лицо чуть симпатичнее обычных – мое же лицо, по-моему, намного непригляднее прочих.

— Так вот зачем ты себя так изуродовал – чтобы ни одна волшебница на тебя не заглядывалась!— воскликнула Мэри с таким торжеством, словно разгадала самый большой секрет Волан-де-Морта. Тот лишь усмехнулся:

— Рад бы сказать, что так оно и есть, но нет – причины столь непонятного тебе поступка кроются совершенно не там, где ты их ищешь. Когда-то с помощью своей внешности я неплохо очаровывал тех волшебниц, что обладали какой-либо нужной мне вещью, но эта очевидная выгода намного померкла перед другой, которой я достиг, одновременно приобретя то лицо, что ты лицезреешь сейчас. Меня немного удивляет то, что у тебя уже не вызывает отвращения моя внешность.

— Вообще-то, такого чувства, как отвращение, ты у меня никогда и не вызывал,— возразила Мэри,— вспомни нашу первую встречу, и ты поймешь, что я права. Была лишь легкая неприязнь, усиливающаяся время от времени, но сегодня…