Сила
Шрифт:
Поэтому очень важно проследить связь силы с душой, именовавшейся псюхе, поскольку эта связь приводит нас еще к одной не случайной жидкости. Онианс видит этот путь в связи понятий псюхе и эон. Эон, в привычном современному человеку словоупотреблении, стал означать только некий временной отрезок, причем, очень большой, чуть ли не вечность. Однако исходно он очень близок к понятию «век».
«…общепризнано, что у Гомера и далее он означает „период существования“, и отсюда, из значения «жизненный срок», развивается как вторичное значение „жизнь“. Однако те пассажи Гомера, из которых вычитывается подобное значение, можно передать примерно так: „Если
В других контекстах Гомера эон, очевидно, является не временным периодом, но какой-то „вещью“, которая, как и псюхе, существует во времени, он является самой жизнью или необходимой для жизни субстанцией» (т. ж., с. 206).
Гомеровские строки дают основание видеть, что эон как бы заполняет тело и не дает ему разлагаться. В некоторых случаях во время смерти тело человека покидают эон и псюхе, а в некоторых речь идет лишь об эоне:
«„Страшусь, как бы мухи не проникли в отважного сына Менетия через проделанные медью раны и не отложили там червей и не обезобразили его тело, – стенает Ахилл, – ибо эон погублен из него, и вся его плоть будет гнить“…
Муж или жена, скорбящие по утраченному супругу, плача, „утрачивают свой эон“ (Одиссея). Этому выражению, по-видимому, родственно возникающее в пятой песне „Одиссеи“ восемью строками ранее и непосредственно связанное с этой цитатой описание супруга: „Его глаза не просыхали от слез, и по мере того, как он горестно мечтал о возвышении, истекал сладостный эон“.
До сих пор предлагались парафразы типа „утекала его жизнь“, но естественно было сделать на основании этих выражений вывод, что вытекающая жидкость как раз и представляла собой эон и что эта жидкость „утрачивается“ во время плача» (т. ж., с. 207).
В старой русской песне поется: «ты раскинула печаль по плечам, распустила сухоту по животу». Живот этот воспринимается современным человеком как вполне телесный орган. Однако наши предки, скорее, назвали бы сам орган пузом, брюхом или чревом. То, что сухота пошла по животу, означает, что вместе с печалью начала высушиваться из тела тоскующей женщины сама жизнь, на старом русском – живот. И высушивается она именно со слезами…
Эта загадочная жидкость, которую физиологи считают видом телесной секреции, до сих пор совершенно не понята. Безусловно, слезы никак не связаны с необходимостью смачивать глазные яблоки или промывать засорившиеся глаза. Более того, последнее время даже физиологи начали обращать внимание на то, что слезы связаны с чувствами, и хоть они и пытаются нейронно увязать «слезные железы человека с областью головного мозга, отвечающего за эмоции», однако вынуждены сами признавать, что «причины происхождения эмоциональных слез во время плача еще не выяснены».
При этом, однако, выяснено, что даже химический состав таких «эмоциональных слез» отличается от обычных выделений слезных желез: «в них гораздо больше гормона пролактина, адренокортикотропного гормона, энкефалина, а также элементов калия и марганца». И даже слезы радости и горя выглядят разными под микроскопом! В общем, чувства порождают не просто плач, но и совершенно новое вещество, выделяемое с помощью органов внутренней секреции.
Соответственно, если некое вещество откуда-то берется, то вещества в том месте, откуда брали, должно оставаться меньше. И древние, сколь это ни поразительно, это заметили и отметили в живом языке:
«Когда
Этот образ совершенно естественен для русского языка, где таять от горя означает худеть, чахнуть, сохнуть. Но что еще удивительнее, русский язык знает, что таять можно и от счастья, и от радости, и от восторга, от любви. И даже от слов.
Иными словами, плоть и чувства связаны удивительным образом, как если бы плоть набухала от готовности плодоносить, наливаясь неким веществом жизни, но могла бы терять его, если меняется душевное состояние. Другое имя для того же самого вещества – жизненная сила или сила жизни – спорость, как говорили в старину, которая и определяет плодоношение и способность наливаться и питать.
В этом отношении поразительно сходство между зерном, плодами растений и женской грудью, которая, к слову сказать, тоже набухает от наполнения некой жидкостью, дающей жизнь. И силу!
Вещество жизни оказывается почти в прямом смысле и веществом силы. По крайней мере, жизненной.
Глава 12. Вещество жизненной силы
Простое и очевидное наблюдение над растениями, показывающее, что засыхающее растение умирает, было перенесено нашими древними предками на людей, и там наблюдательный глаз обнаружил те же самые признаки: старость начинается с высыхания.
«Содержавшаяся в теле жидкость казалась основой жизни и сил. Она не только очевидно расходовалась в виде слез, пота и семени, но и в обычной жизни запасы этой жидкости соответствовали запасам жизненных сил, и ее убывание означало убывание жизни. Так, при серьезной болезни пациент „тает“ (Одиссея), истекая потом и одновременно теряя силы. „Тело“ убывает вместе с жидкостью» (т. ж., с. 214).
Такой вывод должен был повлечь за собой вполне естественный вопрос: как можно сохранить и продлить свою жизнь? И поскольку сходство с растениями казалось бесспорным, то бесспорным казался и вывод: растения надо поливать, чтобы они пили влагу и возвращались к жизни, так же и с человеком. Чтобы жить, надо пить, нельзя позволять жидкости покидать тело.
После такого умозаключения вопрос сводился лишь к тому, что пить? Аналогия с растениями довольно быстро привела к мысли, что пить можно и воду, и молоко, но самое ценное – это сок растений, перебродивший в вино! Очевидно, мысль эта подкреплялась тем, что вино приводило в измененное состояние сознания, что виделось способом общения с богами. А древние, если вспомнить их пристрастие к психотропным грибам и растениям, были очень чутки к любой возможности приобщения к божественному.
«Почему в роли влаги жизни выступает именно вино? Мы видели, что древнейшие греки признавали родство людей и растений, жидкость, содержавшаяся в человеке, отождествлялась с соком растений. У человека эта жидкость преимущественно концентрировалась в голове, содержащей семя, и у растений тоже в их „голове“, то есть в плодах.
В проклятии, приведенном Гомером, вино заменяет собой жизненную влагу, находящуюся в мозгу. Вино, семенная жидкость лозы, приравнивалось к семенной жидкости человека. Культ бога вина Диониса носил выраженный фаллический характер. Вино напрямую поступало в мозг, средоточие гения» (т. ж., с. 216–7).