Сильнейшие
Шрифт:
Раньше Этле просто испытывала к южанам неприязнь, теперь же хотелось выть — было страшно, и отнюдь не из-за плохого обращения. Девушку словно кинули в бурное море, состоящее из огня, крови и меда… ужасная смесь, и не выбраться, и у самой начинает кружиться голова, даже забывает о брате. Киаль, которая беспечна, словно дитя, хоть и старше северянки-заложницы, звенящие браслетами и смехом девчонки-служанки, в этом доме ходящие по лезвию, и Чинья, наконец… выигранная в поединке, игрушка, лишь по чистой случайности не потерявшая
Это женщины, а мужчины — смотрящие так, что взгляд едва не срывает одежду, веселый взгляд голодного хищника на жертву, если такое бывает. Мужчины, в чьих ладонях загорается пламя.
И те, и другие смеются при виде крови… испытывают восторг, даже если она течет из их собственных жил.
Красивый и страшный народ…
Чинья приносила сплетни, мало интересные Этле, и все же та вслушивалась в россыпь малопонятных имен и событий, пытаясь понять народ, оказавший ей гостеприимство — пусть против воли северянки. А сегодня Чинья сказала подлинно важное, и сама не поняла, почему это северянка вся обратилась в слух. Долина Сиван, сказала она, и в голове Этле эхом отозвалось — место, из-за которого вас сюда и отправили.
— Они говорят — птицы летят быстрее, чем едут люди, никто не знает, что там сейчас… вот уже неделю нет голубей-вестников.
— А что может случиться? — между мышцами и кожей неприятный холодок пробежал.
— Всякое… дед с самого начала не верил, что эсса спокойно отдадут половину долины… особенно найденный рядом с ними «колодец». Это знаешь, что такое? — спросила она, явно желая похвастаться тем, что сама узнала недавно. — Это столб Солнечного камня, на поверхность такая макушка выходит…
Северянка поспешила к Киаль. Ту мало занимали дела торговые и тем более — добыча Солнечного камня.
— На мой век хватит, — говорила она. — Дед еще когда сказал — наверное, вас просто подставили, чтобы северянам удобнее было, — пожала она плечами в ответ на тревогу заложницы.
— А что же с нами обоими будет? — растерянно спросила девушка.
— Разве тебе есть, о чем беспокоиться? Тебя никто не обидел.
— Я видела лед высоко в горах — тонкий, он покрывает холодные лужицы, или блестит на стенах пещер. Гостеприимство южан не прочнее подобного льда, — сказала северянка Чинье после разговора с Киаль.
Случайная встреча с тем, с янтарными глазами, дала последний толчок.
— Я не могу оставаться здесь, — сказала девушка Чинье. — Я боюсь. Мне каждый миг чудится за спиной шепот — а может, и правда вас послали сюда, замыслив нечто иное? Каждый куст, каждая тень шепчут об этом. Это все юг, на севере все прозрачно и ясно. Я не могу тут остаться. Ты мне поможешь?
— Помогу! — сказала Чинья. Она беспокоилась об одном: под умелым руководством Киаль северная мышка расцветала с каждым часом. И что-то больно заметно меняется ее лицо, когда она вспоминает о старшем внуке Ахатты. Еще не хватало…
— Конечно, я тебе помогу! — сказала вышивальщица со всем пылом души.
Провианта и прочего необходимого для пути Чинья запасла много — целую корзину. Для удобства припасы сложили в кожаный мешок.
— Вот! — Чинья, довольная, словно досыта накормленная и поглаженная кошка, развернула на полу перед Этле кусок полотна, где была грубо намалевана карта. Северянка быстро присела рядом.
— Смотри, — палец Чиньи бродил по линиям: — Тут поначалу стороной объехать надо, чтобы не через весь город. Не бойся, выедешь рано утром, никто не остановит, прохожие случайные тем более. Потом на хорошую дорогу свернешь, вот сюда…
— А что за клякса тут нарисована? — перебила Этле.
— Это озеро, а не клякса. Вот тут короткая дорога, если сумеешь свернуть на нее, напрямик отправишься. А если нет — придется озеро огибать, долго. Но не заблудишься, не бойся.
— А поточнее ты рассказать не сумеешь?
— Разве я там была? Соседа попросила, он и нарисовал. Завтра и…
— Погоди, — северянка отстранилась, прикусила губу. — Ты очень легко решаешь все, будто о пустяке речь идет. А на чем я поеду?
— Я тебе грис присмотрела. Маленькая, серая, про нее особо не помнят.
— Но ведь ты собираешься украсть ее, если я правильно поняла. К ворам у вас относятся еще строже, чем на севере, и мне неприятно…
— Ай. — Чинья наполовину в шутку, наполовину всерьез рассердилась. — Вы приехали на своих грис или пешком пришли? Где скакуны ваши? То-то. Обмен, а не воровство. Маленькую, невзрачную — за двух отменных.
Этле тревожилась все сильнее.
— Послушай, я очень тебе признательна, не подумай плохого — но, может быть, вся наша затея просто глупа? Не знаю уж, опаснее остаться или бежать…
— Конечно, остаться! — возмутилась Чинья. Ее причудливые серьги, украшенные непрозрачными зелеными камешками, согласно звякнули.
— Ты сумеешь передать моему брату письмо?
— Будь я мошкой — смогла бы. Его же стерегут, глупая. Думаешь, он не поймет?
— Я думаю… думаю, что совсем запуталась, — Этле сникла. — Я не хочу оставаться тут, даже если меня пообещают сделать преемницей Лачи и сдержат слово… мне тревожно, мне душно, и я не представляю, как правильно поступить. Чинья, тебе-то я верить могу? — она впилась взглядом в лицо южанки. Та безмятежно, хотя и чуть обиженно встретила этот взгляд.
— Я же тебе помогаю.
Дом они покинули заполночь. Для Чиньи все происходящее было чем-то вроде игры — на взгляд Этле, по крайней мере. Да, осторожности и ловкости ей было не занимать. Но уж больно она гордилась и ловкостью своей, и сообразительностью.
Их и вправду никто не задерживал — грис привязана была снаружи; Чинья выпросила ее у Киаль под предлогом нужды в перевозке. А через ограду девушки перебрались легко, хоть и пришлось исцарапаться. Воины-синта охраняли дом, но им не пришло в голову обратить внимание на короткий, едва уловимый шорох в кустах. Если вор и завелся в Астале, сюда он не полезет точно.