Сильнейшие
Шрифт:
— Он все же не смог совладать с собой, — сказал дед, и в голосе была не столько горечь от потери внука, сколько сожаление — теперь Род Тайау вряд ли удержится наверху. А мог бы… но слишком многим насолило одно существование того, кого звали — Дитя Огня.
— Он был не один, — сказал Къятта. Но дед отмахнулся — на месте выплеска темного пламени искать чей-то чужой след все равно что искать его в струях ручья. Смыло все.
— Он был не один, — настаивал старший внук… теперь — единственный. — Я умею читать следы. Их старались не
— Ищи, если хочешь. Расспрашивай. Дорога проходит мимо селений — хоть кто-то да видел твоих незнакомцев. Только не заходи слишком далеко. Ты и в океане можешь искать его след.
— Это был север, — сказал молодой человек угрюмо и зло.
— Ах, север… даже твоя ненависть должна бы иметь пределы. Может быть, ссору вчера из-за женщины-алого пояса тоже затеяли с их подачи? Ты слишком мечтал о войне… повод есть, но оружия нет. Къятта постоял миг неподвижно, вдохнул глубоко, будто в воздухе пытаясь уловить ответ. И что-то решил для себя.
— Это был север, — бросил через плечо, перешагивая через порог. — И кто-то привел сюда эсса… хоть об этом подумайте.
Больше он ни с кем не разговаривал. Оседлал лучшую грис и в сопровождении помощника Хлау и еще одного из синта умчался невесть куда.
«Я думал — он создан убивать, а я — исцелять. Что может быть между нами общего? Но его нет…»
Половинка ореха валялась на тропе. Смешно, сказал себе Огонек. Я — свободен…
Вокруг толпились песни, спетые в этом доме, постепенно становясь тенями — и тая.
Маленьким ножом отрезать густые пряди было не так легко, волосы скользили и нож норовил вывернуться из руки. Отрезанные волосы уносил ветер, по траве и над травой — не собрать потом. И не подумал о ветре. А собирать придется, и бросить в костер. Не оставляют часть себя чужому саду…
— Зачем? — раздался сзади прохладный мягкий голос. Киаль стояла на ступенях террасы.
Огонек не понял сначала — что зачем? Костер, про который только что думал? Потом сообразил.
— Ала, то, что прошло, не вернется. И у меня в душе — тоже. Мне больше нечем отметить эту перемену.
— А я подумала — чтоб походить на… них.
Хотела сказать «на него», понял подросток. Пожалела. Она?
— Нет, ала.
— Мой брат не думает, что ты здесь. Не помнит про тебя. Это для тебя лучше.
— У тебя два брата.
Плотно сжатые губы не давали сорваться иным словам.
Киаль пожала плечами — зазвенели браслеты, и будто птичьи крылья мелькнули возле ее рук.
— Тебя будут кормить в этом доме, если пожелаешь остаться.
Ушла, мелко ступая, словно танцуя.
На окраине Асталы возвышалась скала, с нее хорошо было прыгать в реку. Огонек не хотел оставаться под крышей дома Тайау, а к скале выбрел случайно. Вскинул голову — там, наверху, бродили дождевые темные облака, порой сталкиваясь
Совсем не страшно было, подумаешь, высота.
Отсюда было видно далеко. Небо в низких тучах, серо-лиловое. У горизонта, над верхушками деревьев — светлая полоса. Ветер то поднимался, то затихал. Холодный.
«Я — песчинка между жерновами», — думал Огонек, обхватив колено рукой. Вторую ногу свесил с обрыва.
Короткие рыжие пряди, неровно обрезанные, растрепались во все стороны, мешали смотреть.
«Песчинка. Но жернова остановились. А я лежу на камне, не зная, придут ли они снова в движение».
Тошно было от мыслей. От ветра. От неба.
«Раньше, когда жернова работали, я не знал про них — но пытался им помешать. А сейчас… мне действительно все равно».
Весть, что Къятта нашел следы северян, еще большим эхом отразилась от стен и мостовых Асталы. Тойле прыгнул бы со скалы, наверное, если б узнал, что объединенной Силы их троих и чистейших камней не хватило, чтобы скрыть от взора Къятты истину. Къятта знал, что прав, и поэтому смог увидеть. Но след прерывался — уж тут камни не сплоховали.
В Доме Звезд уже ожидали его, но помехой возникла Шиталь — давно она не переступала порог этого дома. А сейчас прошла прямо в комнату Къятты, будто имела на это право — и слуги не задержали.
— Что ты собираешься делать?
— Искать — они не бесплотны. Скоро Сила камней исчерпает себя.
— Мир очень велик…
— Я и в Бездне их отыщу.
— А что ты хочешь предложить нам, пока ты будешь гоняться за северянами?
— Уничтожить все их стоянки вне Тейит. И крысы сами придут к нам. Мы встретим…
Шиталь вскинула подбородок, блестящая смоляная челка взметнулась чуть вбок — почти как у Кайе.
— Ты понимаешь, что виновен кто-то из наших? Что сами северяне вряд ли подобрались бы столь близко?
Янтарные глаза сверкнули. Но Къятта сдержался:
— Я не дурак. Но это потом.
Шиталь поежилась, представив это «потом». Мягко, как могла мягко сказала:
— Танни, у тебя больше нет брата.
Сказала — и испугалась, как никогда в жизни. Ощутила — еще миг осталось дышать, он вырвет ей сердце или гортань, и плевать, что Шиталь располагает большей Силой. Но Къятта не пошевелился, только глаза были — звериными и почти безумными.
— Они не убили его.
— Вероятно, тело живет… Зная, как южане привязаны к своим — скорее всего не убили, чтобы сыграть на этом. Но они были бы еще глупее, если бы сохранили его рассудок. Ты знаешь, они умеют сводить с ума. Куда лучше нас. Теперь он — растение, Къятта-ни. Беспомощное и бесполезное. Или еще хуже… наш враг.
— Ты же видела, как он рос… — шепотом, — Ты была рядом!
— И я видела, кем он стал. По твоей вине.
Дернулся, будто она крючком за нерв потянула. Шиталь торопливо продолжила: