Сильнодействующее средство
Шрифт:
Саймон Хилман на кристаллографе получил трехмерное изображение нормальной молекулы, которое затем наложили на картинку молекулы зародышевой ткани.
Аня устало нажала кнопку «ввод» и рассеянно взглянула на монитор, ожидая в который раз убедиться, что они опять чуть-чуть промахнулись.
Однако то, что она увидела, заставило ее мгновенно встрепенуться, сфокусировать взгляд на дисплее — и вскрикнуть.
Адам оторвался от своей, миллионной по счету, коробки с китайской едой и подбежал, думая, что Аня поранилась.
— Адам, смотри. Смотри!
Он уставился на экран, разинув рот.
— Господи! — прошептал он. — Ты была права. Никогда не думал, что доживу до этой минуты. Молекулы рецептора разные! Разница едва заметная, но она есть. Достаточная, чтобы вызвать эту самую патологию.
Аня молча кивнула.
У Адама помутилось в голове.
— Слушай, я не знаю, что нам теперь делать.
Аня просияла.
— Теперь будем ждать реакции научных кругов. Телеграммы из Стокгольма.
Завершающий этап отчасти принес разочарование. Теперь предстоял новый путь проб и ошибок в поисках рецептора, который единственный мог защитить величайший дар природы — ребенка.
На этом этане Куперсмиты задействовали все отделы лаборатории, распорядившись отложить на время в сторону все другие проекты, дабы совместными усилиями как можно быстрее прийти к финишной черте.
К концу осени препарат был создан — и получил название «МР-Альфа», в память о человеке, много лет назад подвигнувшем Адама на исследования в этом направлении.
«Кларк-Альбертсон», со своей стороны, поставила лекарство в ряд первоочередных разработок в плане производства и, что немаловажно, получения разрешения от ФДА — Федеральной администрации по контролю за лекарственными препаратами. Что касается Куперсмитов, то они то впадали в экстаз, то опускали руки.
— А долго ждать этого разрешения? — спрашивала Аня.
— Зависит от многих обстоятельств, — отвечал Адам, вспоминая, как когда-то приложил руку к лечению несанкционированным препаратом одного высокопоставленного лица — теперешнего своего заклятого врага, чья угроза продолжала висеть над ним дамокловым мечом.
— Иногда разрешение ФДА дается за два месяца, иногда — и за два года, — пояснил Прескот Мейсон.
— Если они будут тянуть, — заявил Адам, — я церемониться не стану и последую примеру Джона Рока.
— А кто этот Рок? — спросила Аня.
— Живая легенда, причем все, что о нем рассказывают, — правда. Он возглавлял группу, разработавшую первый оральный контрацептив, и, как и полагается, подал заявку на одобрение ФДА. Спустя какое-то время ему надоело ждать, пока сработает бюрократическая машина, и он заявился в штаб-квартиру Администрации собственной персоной, а дежурной барышне так и объявил, что приехал добиться разрешения для своего препарата. Она струхнула, кинулась звонить начальству, после чего успокоила Рока, что он получит известия из ФДА уже в ближайшее время. Доктор понял это буквально и уселся в приемной ждать. Удобно устроился в кресле, достал бутерброд и сказал: «В таком случае я тут подожду». Думаю, в истории ФДА это была первая сидячая демонстрация.
— И что самое поразительное, — подключился к рассказу Мейсон, — старик своего добился. Каким-то образом его присутствие подстегнуло чиновников, и они в тот же день выдали разрешение на его препарат.
— С удовольствием съезжу в Вашингтон, — заявила Аня.
— Не беспокойтесь, — заверил Мейсон. — Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. А кроме того, у нас есть два оплачиваемых толкача, которые лоббируют наши интересы несколько более тонкими средствами, нежели Джон Рок. В любом случае это не такой сложный вопрос…
— А главное то, — перебил Адам, — что тебе, Аня, пора засесть за подготовку к экзамену на врача. Всегда мечтал иметь жену-доктора.
Благословение Вашингтона пришло только через шесть месяцев. К тому времени квалификационный экзамен был с успехом сдан.
И когда пришла долгожданная новость от одного из «своих людей» в ФДА, бокалы поднимались уже «за доктора Куперсмита и доктора Куперсмит».
Первый авансовый платеж от «Кларк-Альбертсон» еще не поступил, а они уже договорились истратить его на покупку дома.
Выбрали один из самых величавых особняков на Брэтл-стрит, в двух шагах от дома, некогда принадлежащего поэту Лонгфелло. «Кларк-Альбертсон» перевела первый взнос и внесла ипотечную гарантию.
К несчастью, коммуникации и электропроводка в доме оказались не менее почтенного возраста, и пришлось приглашать архитектора для реконструкции всех систем — по шутливому выражению Адама, «для трансплантации сетей».
Верная своему неистребимому оптимизму, Аня настояла на том, чтобы отдельная комната была выделена для Хедер. Заставила Адама пригласить дочь, чтобы та сама выбрала, в какой цвет красить стены.
Много времени обе барышни проводили и на кухне. Первоначальным предлогом было желание Ани научить девочку готовить по-русски. Однако кулинария всего лишь давала им чем занять руки, в то время как разговоры велись на самые интимные темы. Жизнь, любовь, брак — все это было предметом их бесед. Конечно, они делились и отношением к Адаму и Тони.
— Знаешь, я вовсе не хочу брать на себя роль твоей мамы, — с нежностью произнесла Аня, — ты только должна знать, что здесь тоже твой дом. И тебе вовсе не обязательно ограничивать свои визиты отведенным для этого временем. — Она помолчала. — Мы тут с Адамом тебе кое-что приготовили… — Она достала из кармана новенький ключ. — Можешь приходить когда захочешь, и даже без звонка.
Хедер была глубоко тронута.
— Как бы мне хотелось тебя обнять! — застенчиво призналась она.
— А мне — тебя, — кивнула Аня, раскрывая объятия.
Вскоре после приобретения дома Адам объявил, что им с Аней надо взять академический отпуск. Жена опешила.
— Адам, а что мы будем делать? У тебя же вся жизнь — в лаборатории.
— В том-то и проблема, — подхватил Адам. — Мне кажется, пора нам позволить себе настоящий отпуск, который мы так давно друг другу обещали.