Симарглы
Шрифт:
— Загляни на кухню, — посоветовал Вик. — Там вроде бутерброды были. В холодильнике… — он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Не сердитесь на нас, — тихо произнес Станислав Ольгердтович. — Поживете — увидите…
— И не засматривайся на яблони… — так же тихо добавил Вик. — Они красивые, они цветут… но никогда не приносят плодов.
Ей снился сон, который был очень странным… нет, он был странен именно тем, что был недостаточно странным для сна, который и в самом деле являлся бы сном. Обычно по ночам мы видим какую-то
Сон был скорее как фильм или книга: все как будто настоящее, но более тонкое, и в то же время — более наполненное… не теми смыслами, какие обычно бывают в природе. Скорее, все походило на чье-то представление о вещах и предметах.
Так вот, сперва Лена летела в холодном ночном небе, пронизанным звездным светом. Без симорга, одна. Она не смотрела вниз, с восторгом озираясь по сторонам. Вокруг нее была великолепнейшая пустота, позади и впереди, а над головой — звезды, и стоило ей перевернуться на спину, как она видела их совсем близко. В таких случаях под ней мелькала земля — мохнатый лес с редкими огнями кое-где.
Потом лес кончился, и впереди открылось обширное заснеженное пространство с редкими темными проплешинами — река. Широкая, просторная река. И в месте поуже через реку был перекинут мост — то ли большой, то ли маленький, она не могла бы сказать. Правильнее так: он выглядел как маленький мостик через ручей, увеличенный до неимоверных размеров. Был он горбатый, с ограждением из каменных столбиков, похожих на кегли. Вдоль всего моста стояли фонари, но горел только один, на самой середине, по правой стороне. Впрочем, ночь и так была достаточно светла — светился снег.
Лена опустилась на обледенелую поверхность моста. Девушка не могла приблизиться к кругу света под фонарем метрах в пяти от нее — таковы были, видно, законы этого сна. Однако она и отсюда прекрасно видела, что там стояла женщина.
Женщина была невысокого роста, примерно с Лену. У нее были русые волосы, в свете фонаря отливающие золотым, и дорогое зеленое пальто с кожаным черным воротником. Руки в черных перчатках. Без головного убора (хотя Лена бы, например, от такового не отказалась бы — она мерзла). Женщина стояла, положив руки на перила, и, казалось, смотрела на застывшую реку.
С неба медленно пошел снег.
Через какое-то время появился скрип шагов, а потом и мужчина. Его силуэт выплыл из темноты за фонарем, и Лена поняла, что это Сергей. Она не могла бы сказать, почему именно он, даже если выразиться аллегорически, вроде «почуяла сердцем». Ничего не почуяла. Просто знала, с непреложностью прописной истины, что никто иной и не мог оказаться здесь, в этом сне — не сне, среди снега, который не был в действительности снегом, и над рекой, которая была лишь представлением о реке… конечно, это был Сергей.
Но не представление. Настоящий.
Уже по тому, как он вошел в свет, как откинул челку, припорошенную снегом, и как улыбнулся уголком рта, Лена поняла, что он живой. Морщинка на лбу… нервное движение
Он подошел к женщине совсем близко и спросил ее что-то. Наверное, долго ли она ждала, потому что она помотала головой. Встала к нему вполоборота, так, что Лена могла видеть ее профиль… и Лена поняла, что это она сама и есть! То есть нет, снова не поняла, а узнала.
Девушка тоже была представлением о ней, Лене Красносвободцевой. Слегка идеализированным, но опять же, не так, как девушка идеализировала бы сама. Лене всегда хотелось быть взрослей, решительней, похожей на энергичных бизнес-леди из американских фильмов. Эта же… нет, даже во сне Лена не могла бы себя так представить! Положительно, странные шутки шутит подсознание.
Женщина на мосту определенно была взрослее… но в ином, более женственном (или старомодном) стиле. Мягче, тоньше, изящнее… кажется, даже глаза у нее были другие, и в то же время — те же самые. Все-таки это была Лена.
Сергей взял ее руку в перчатке и поцеловал — и настоящей Лене захотелось не то заплакать, не то съежиться от страха.
Потом женщина из сна взяла Сергея под руку, и они неспешно пошли вниз по мосту.
А Лена… Лена пошла за ними, потому что оставаться здесь, посреди пустой реки, в пустом мире, где никогда не кончается ночь, ей совершенно не хотелось.
Идти было тяжело. Снег набивался в кроссовки, холод вымораживал до дна души. Если бы все было по-настоящему, Лена бы, наверное, свалилась на первой же сотне метра, но у сна свои законы — и закоченевшая, спотыкаясь, она продолжала плестись за неспешно воркующей парой.
Убивала тишина. Слов влюбленных впереди она не слышала, других звуков, кроме скрипа снега под их и ее ногами, здесь не было и быть не могло. Эти же звуки далеко разносились в глубокой тишине: Лена удивлялась, почему пара не оборачивается.
Наверное, так по правилам не полагалось.
Мост кончился, они пересекли обширный заснеженный берег и углубились в лес. Здесь была узкая тропинка, которую Лена видела очень плохо: девушка то и дело плутала в потемках, соскальзывая в неутоптанный снег. По тропинки идти было лишь немногим легче: ощущение равновесия на льду утрачивалось совершенно, и казалось, что тебя несет не то вперед, не то назад. Несколько раз у Лены возникало четкое ощущение, что она не идет следом за влюбленной парой, но удаляется от них, словно ее уносит невидимым течением. К счастью, довольно быстро это прекращалось, и она снова начинала видеть перед собой два затылка. В какой-то момент Лену посетила неприятная мысль: «Да она же выше меня!»
После этого идти стало немного полегче, потому что Лена не столько задумывалась о тяготах, сколько мрачно гадала, в самом ли деле ее двойник выше, или она сама неверно помнит рост Сергея: Лене казалось, что она достает ему лишь до плеча, а ее двойник из сна доставала до подбородка.
Почему-то этот вопрос представлялся ей неимоверно важным.
Наконец тропинка кончилась. Она закончилась круглой снежной поляной, окруженной голыми колючими кустами. Позади кустов поляну черными колоннами окаймляли деревья. За деревьями, словно запутавшиеся в ветвях, светили далекие, редкие огни.