Синдбад
Шрифт:
– Ага-а, попался, гнусный воришка! Шайтаново отродье!
– Ай! – неизвестный подпрыгнул от неожиданности. – Синдбад! Это же я!
– Хозяин? – удивился Синдбад, разжимая пальцы и принюхиваясь.
От Махмуда – так звали чайханщика – разило вином.
– Ты не спишь? – заплетающимся языком проговорил Махмуд, отодвигаясь от собственного вышибалы и придерживая руками что-то под халатом.
– А ты, хозяин, я смотрю, злостный нарушитель Корана, – шутливо погрозил пальцем Синдбад, прищурив один глаз.
– С чего это ты… ик… взял? – Махмуд изрядно побледнел,
– А что это у тебя там, под халатом припрятано? – Синдбад надвигался на чайханщика вихляющей походкой.
– Ничего, теб-ик… показалось. Иди лучше спать, – пролепетал Махмуд, отошел еще на шаг назад и уперся спиной в деревянные перила.
– Тебе, наверное, тяжело, давай помогу, – продолжал настаивать Синдбад, протягивая руки.
– Уйди, сын греха! – взвизгнул вконец перепуганный Махмуд, заслоняясь одной рукой.
– Э, хозяин! – поцокал языком Синдбад, осуждающе качая головой. – Разве это я сын греха? Это ты у нас величайший грешник. К тому же, разве тебе разве неизвестно что пить одному – великий грех?!
– Разве? – Махмуд недоверчиво уставился на своего работника.
– Точно тебе говорю! Аллах завещал делиться с ближним…
– …Знаешь, М-мх-муд! Ты н-нплохой этот… м-жик! – Синдбад вертел пальцем у лица Махмуда, обняв того за плечо и пытаясь сфокусировать взгляд на его лице.
Они сидели на элитном топчане. Перед ними стояли последний из трех кувшинчиков с аракой, две пиалы и тарелка с нарезанным салатом из помидоров и огурцов, к которому никто из них так и не притронулся. Два пустых кувшинчика валялись рядом на курпачах.
Махмуд что-то мычал, все время пытаясь завалиться вбок. Лицо его опухло, нижняя губа отвисла, а глаз остекленели и глядели в одну точку.
– Д-вай вып… ик… ем, – предложил Синдбад, поймал нетвердой рукой кувшин и плеснул в две пиалы араки, но больше пролил на столик.
– Д-вай, – согласился Махмуд, принимая пиалу, и опрокинул ее на себя.
– Сюши, Мх-муд, – Синдбад влил в себя араку, поморщился и грохнул пиалой о столик, – а хде у вас тут… эти, как их… бабы?
– Ба-бы… – эхом отозвался чайханщик, пытаясь стряхнуть с халата очередное мокрое пятно. – Хто это?
– Жен-щи-ны! – раздельно произнес Синдбад, потрясая руками. – Хде они?
– Бабы – они… взде, – произнес Махмуд и грохнулся лицом в салат.
– О-о, – расстроено протянул Синдбад и потряс кувшин, который до сих пор держал в руках. Арака плеснулась на донышке.
Синдбад вылил ее себе в рот, откинул пустой кувшин на курпачу, подцепил непослушными пальцами с тарелки дольку помидора, засунул ее в рот и, кряхтя, сполз с топчана. Он долго пытался попасть ногами в кроссовки, затем махнул на них рукой и, покачиваясь, направился в личные апартаменты Махмуда – душа требовала еще кувшинчик, а у этого барыги явно где-нибудь был припрятан еще один. Но Синдбад дотянул только до лежанки, застеленной мягкими, словно перина, курпачами, и блаженно растянулся поперек нее…
Глава 2. Судья Икрам-бей
Утром Синдбада разбудил невообразимый шум.
Синдбад поморщился, сползая с лежанки на пол и держась за больную голову. Во рту пересохло, словно в давно высохшем колодце, а в голове, казалось, отстукивал однообразный ритм начинающий ударник.
Молодой человек не сразу сообразил, где он находится – события прошлой ночи с трудом вспоминались, всплывая обрывками из глубин памяти. Сначала он поймал Махмуда с аракой, потом тот долго сопротивлялся, не желая делиться выпивкой, а после они пили, пили, пили… Что было дальше, Синдбад так и не смог припомнить. Одно было ясно: Махмуд остался дрыхнуть на топчане, а Синдбад каким-то непонятным образом оказался у него в комнате, в его постели.
С трудом воздев себя на ноги, Синдбад доковылял до серебряного кумгана 3 , стоявшего на прикроватном шестигранном столике с резными ножками, и вдоволь напился из него. Потом приблизился к неплотно прикрытой двери и осторожно выглянул наружу сквозь узкую щель.
В чайхане и около нее собралось, казалось, полгорода. Все удрученно качали головами, глядя на несчастного чайханщика, бившегося в руках двух эмирских стражников с длинными копьями. На Махмуде не было лица. Он пытался оправдываться, но стражники его не слушали, застыв в ожидании указаний своего начальника – громилы в кольчужной рубашке, в металлическом шлеме с шишкой и с кривой саблей, заткнутой за пояс. Тот ковырял в носу, брезгливо морщась на распластавшегося перед ним пленника.
3
Кумган (тюркск.) – узкогорлый сосуд, кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой, применявшийся в Азии в основном для умывания и мытья рук
– Поверьте, господин стражник! Я не пил, Аллах тому свидетель! Я вчера сильно устал и прилег поспать на свежем воздухе!
– Э, от тебя несет, как из винной бочки! – не поверил ему главный стражник. – Старый лгун, ты еще запираться вздумал и оскорблять своим лживым языком светлое имя Аллаха?! Тащите его!
Несчастного Махмуда двое стражников подхватили под мышки и потащили за собой. Обмякшие со страху ноги чайханщика волочились по деревянному полу. Он верещал, как недорезанная свинья, одурев от ужаса, и уже не помышлял ни о каких оправданиях. Народ расступался перед стражниками, пропуская их к лестнице.
До Синдбада наконец начал доходить смысл происходящего. Утром Махмуда кто-то из ранних посетителей заметил дрыхнущим на топчане. Махмуд храпел и распространял вокруг себя отвратительную вонь перегара, а добропорядочный мусульманин, вместо того, чтобы поднести несчастному рассольчику или водички, побежал докладывать о вопиющем нарушении Корана. Дальше все было ясно и без объяснений.
Синдбаду почему-то стало жаль несчастного жадного пройдоху-чайханщика – ведь это именно он напоил его до такого состояния.