Синдбад
Шрифт:
– Слуга что-то сказал о деньгах, – произнес судья, проходя к курпачам и усаживаясь на них.
– Он сказал правду! – выпалил Синдбад, сделал два шага вперед, вытянулся «во фрунт» и протянул судье кошель. – Я от почтенного Махмуд-ако.
– От чайханщика? Это хорошо, – облизнулся судья и милостиво принял кошель.
Синдбад отступил назад и кивнул.
– А ты не тот ли его работник, что славен на весь город своей непримиримой ненавистью ко всяким разбойникам?
– Это есть я, – важно сказал Синдбад и вновь дернул подбородком.
– Наслышан, наслышан, – удовлетворенно покачал головой судья, взвешивая кошель в руке и никак не решаясь раскрыть его.
– Я могу идти, ваше благородие? – спросил Синдбад.
– Да-да, – растерянно произнес судья, размышляя над странным обращением, которого он никогда в жизни не слышал. – Нет, постой! Сначала я должен сосчитать деньги.
Синдбад пожал плечами и замер в расслабленной позе, постукивая кончиками пальцев по рукоятке сабли.
Икрам-бей развязал кошель, высыпал на пол перед собой золотые монеты и принялся пересчитывать их, шевеля губами. Со счетом у него было явно туго.
– Одной не хватает, – наконец произнес он, подозрительно уставившись на Синдбада.
– Я доложу об этом Махмуд-ако. Вероятно, он ошибся, когда складывал их в кошелек, – Синдбад сам не верил в то, что говорил. Чайханщик нарочно мог не доложить одной монеты, в надежде, что судья не будет их пересчитывать. Или того хуже, решил подставить своего работника… Ну что Синдбаду стоило пересчитать их еще в чайхане!
Дело в том, что чайханщик только вчера заплатил за работу Синдбаду оговоренную плату – один золотой, – и прекрасно знал, что этот самый золотой Синдбад убрал в задний карман брюк.
– А не ты ли спер эту монету? – прищурился Икрам-бей.
– Что вы? Как можно, почтенный Икрам-бей? – возмутился Синдбад, изобразив на лице величайшее удивление, помноженное на недоумение. Последний и наихудший из вариантов обрел силу.
– Ах ты, змея, пригретая нашим уважаемым чайханщиком Махмудом, – погрозил пальцем судья, сгребая с пола монеты. – Это ты украл монету и решил оболгать своего несчастного хозяина!
– Я? – праведно возмутился Синдбад. – Да я в жизни чужого не брал!
– Врешь! Стража! – гаркнул судья, ссыпая монеты обратно в кошель и засовывая их за пазуху от греха подальше.
В комнату вбежали двое стражников с саблями и замерли у дверей в ожидании приказа.
– Взять этого нечестивца, – приказал Икрам-бей, – и проверить ему карманы!
Стража кинулась к Синдбаду и вцепилась в него, словно голодные собаки в кусок мяса.
– Вы совершаете ошибку, – сделал последнюю попытку Синдбад, спокойно стоя перед судьей. – Вас потом измучает совесть.
– Э, совесть! – отмахнулся судья. – Мулла мой большой друг. Как-нибудь вымолю прощение. Обыщите его!
Стражники протянули свободные руки к Синдбаду и стальной хваткой сжали его запястья.
– А-а! – вскричал тот, выкручивая руки, подаваясь назад и резко сводя руки вновь.
Стражники, явно не привыкшие к серьезному сопротивлению обвиняемых, гулко столкнулись лбами и осели на пол, закатывая глаза. Синдбад перешагнул через них и склонился над перепуганным судьей. Тот сжался, закрывшись рукой. Губы его мелко задрожали.
– Вы ошиблись, уважаемый Икрам-бей! Я не брал этих денег, – раздельно произнес Синдбад.
– Не брал, не брал, – согласно закивал судья. – Я ошибся! Ты можешь идти.
– Э, нет. Что полагается по шариату за оговор?
– Один золотой! – выпалил, не задумываясь, судья, словно отличник на уроке, и запоздало прихлопнул пухлой ладошкой рот.
– Давай золотой, – протянул руку Синдбад.
– Штраф обычно получает судья, – нашелся Икрам-бей. – Твой золотой зачтен в счет долга этого нечестивца Махмуда. Ты свободен!
Синдбад поразился наглости и находчивости судьи, но русская душа требовала возмездия. Синдбад ото всей этой самой души плюнул, угодив в глаз жадному судье, развернулся и направился к выходу, засунув руки в карманы брюк.
– Это сдача, – бросил он через плечо.
– Ну, погоди, отрыжка шайтана, – прошипел ему вслед судья, стирая рукавом с лица плевок, и погрозил кулаком. – Я еще с тобой расквитаюсь!
Глава 3. Амаль
Синдбад вернулся в чайхану злой до безобразия и горя праведной местью. Взлетев по ступенькам, он обшарил глазами пустое помещение. Дверь в кухню была распахнута настежь, и внутри никого не было видно. В комнате Махмуда тоже, вроде бы никого: дверь прикрыта наполовину, но через широкую щель видна большая часть небольшой комнатушки, и спрятаться там особо негде.
Из рукомойника тихонько капала вода. Сорвавшись из-под потолка, над головой пронеслась ласточка. Из-за ближайшего топчана вырулил приблудный полосатый кот, заурчал и потерся об ноги Синдбада, выклянчивая подачку.
– Хозяин? – ласково позвал Синдбад, упирая кулаки в бока. – Ты где? Выходи-и.
Тишина. Потом вдруг еле слышно скрипнула половица.
Синдбад резко повернул голову на звук. Скрип явно донесся из комнаты хозяина – там была вторая дверь, ведущая в сад позади дома.
– Я иду, – елейным голоском сказал Синдбад, направившись в комнату на цыпочках.
Там что-то загремело и гулко бухнуло, затем послышалось тихое кряхтение. Видимо перепуганный чайханщик зацепился больными ногами за что-то металлическое и опрокинул его.
Синдбад влетел в комнату Махмуда, с грохотом распахнув дверь, и остановился на пороге. Чайханщик лежал на полу у самой двери в сад, совершая безуспешные попытки подняться с пола – видимо, сильно ему досталось от палача. Рядом с ним валялся огромный казан, что раньше был прислонен к стене у двери.
– Чего же ты спрятался, хозяин? В прядки хочешь поиграть?