Синдикат «Громовержец»
Шрифт:
— Не, не… — Пельмень даже замахал руками.
— Дело твое. А хочешь, с Веркой-Отличницей сведу?
— А как? — заинтересовался Пельмень.
— Ну как… Так. Позову ее куда-нибудь… на речку вот можно. Ты уже на месте будешь. Потом я уйду…
— Ну-ну! А дальше?
— А что дальше? Если уже поддатая будет — хорошо. Если трезвая — стакан «сэма» не найдешь, что ли?
— А делать-то что? Про что говорить?
— Про что хочешь. Я, помню, ей рассказывал, как мы в Дятлове дрожжи в туалеты побросали. Помнишь, огороды
Пельмень, яростно накручивая ухо, задумался. Вызвал из памяти облик Верки-Отличницы — вечно пьяной, краснолицей, в прожженном сигаретами платье и расшлепанных кроссовках. Он представил, как сидят они на речке и он рассказывает ей про туалеты…
Пельменя вдруг передернуло.
— Нет, — произнес он с содроганием. — Не надо Верку.
— Смотри сам… А то можно и с сеструхой твоей на речке посидеть…
Пакля вдруг выпрямил спину, потом быстро встал и так энергично закрутил колесиком резкости, что бинокль жалобно скрипнул.
— Пельмень, — сказал он напряженным, каким-то даже звенящим голосом. — Пельмень!
— Чего ты? — перепугался приятель.
— Пельмень… ты когда-нибудь видел, чтобы корова на задних лапах ходила?
— Конечно! Нет, обожди… Как — корова? — Пельмень напряженно размял ухо. — На двух ногах? Ты чего, с дуба рухнул?
— Сам ты… Гляди туда.
Пельмень вытянулся, приложив ладонь к глазам. За поворотом реки поднимался луг, на краю которого темнел гребень хвойного леска. Действительно, на дальнем конце луга виднелось что-то, напоминавшее пасущуюся корову.
— Ну… вроде, да, корова, — пробормотал Пельмень. — И что?
— На задних ногах ходит, ты понял? — закричал Пакля. — Вот, вот опять, смотри!
— Да я ничего не вижу! Дай скорей линзы! — занервничал Пельмень.
— Обожди… — Пакля все наводил резкость, но никак не получалось. — Вот, вот опять!
— Ну дай мне! Дай мне! — Пельмень уже извелся от нетерпения.
— Ну на… Гляди.
Пельмень нетерпеливо прижал к глазам окуляры. Ему, однако, показалось, что без бинокля было видно лучше — линзы оказались старыми, темными и помутневшими. Но через несколько секунд он к ним привык. Действительно, он увидел крошечную фигурку коровы. Она тыкалась мордой в траву и ничего противоестественного не вытворяла.
Вот она ухватила что-то зубами, остановилась, проглатывая. Сделала шаг, другой. Перешла к молодому одиноко стоящему деревцу.
И тут Пельмень испустил изумленный вздох. Корова поднялась на задние ноги, упершись передними в ствол, и принялась объедать с дерева листву.
— О-ох, — жалобно простонал Пельмень.
— Видел, да? — обрадовался Пакля. — Давай, теперь я посмотрю.
— Ага, сейчас…
Корова в том же положении — на задних ногах — пошла к другому дереву. Но по пути все же приняла естественное положение.
Пельмень обменялся с Паклей растерянным взглядом, возвращая ему бинокль.
— Может, дрессированная? — Он сосредоточенно скручивал
— Если б дрессированная, тогда бы на велосипеде ехала и шарики подкидывала.
— Ты видел — у нее что-то блеснуло на боку? Вроде зеркальца…
— Корова с зеркальцем — это круто, — нервно расхохотался Пакля. — Это как свинья с подфарниками. Дурень ты жирный, вот ты кто. Пойдем-ка добежим, поглядим поближе.
— А Халабуда?
— Что Халабуда? Дома перед зеркалом разденься — ты такой же. Пойдем туда, говорю!
— Да я вообще-то… — Пельмень терзал ухо, которое просто чудом еще не оторвалось. — Я просто боюсь, что опасно…
— Чего?! Кто опасно? Корова — опасно? Вот дурень, а! Это тебе что — мамонт? Или носорог?
— Ну… все-таки… — ухо покраснело, но еще держалось.
— Все, блин, погнали! Я из тебя сегодня укротителя коров сделаю. Дрессированных, с зеркалом заднего вида.
Они шли долго, а корова все так же паслась на лугу, объедая зелень. Вскоре уже и без бинокля стало видно, что иногда она встает на дыбы и таким образом прогуливается, срывая листья с небольших деревьев.
Наконец приятели пробежали, пригнувшись, по овражку и залегли в траве недалеко от животного.
— Что я говорил? — раздался дрожащий голос Пельменя. — Точно говорил, блестит у нее какая-то штука.
— М-да… там даже не одна штука блестит, — признал Пакля.
Рассмотрев корову самым Пристальным образом, приятели убедились, что все ее тело пересекают черные ремни, а на них держатся блестящие коробочки — круглые и овальные. А вообще это была самая обычная корова, только что прямоходящая.
— Ничего не понимаю, — сокрушенно вздохнул Пельмень. — Ее бубенчиками обвешали, что ли? Почему тогда не звенят?
И тут, похоже, корова их заметила. Или услышала. Она в очередной раз поднялась на дыбы и замерла, глядя в их сторону. В этом неподвижном пристальном взгляде было что-то такое, от чего у приятелей мурашки побежали по коже.
— Дуем! — сдавленно крикнул Пакля и первым приспустился по овражку. Пельмень скакал за ним, отставая и переваливаясь на кочках. Он дышал громко, в голос, будто стонал. Впрочем, корова их не преследовала, лишь неотрывно смотрела вслед убегающим.
Уже во дворе Пакля притянул приятеля за шиворот и зловеще проговорил:
— Никому ни слова. Понял? Никому! Ни слова!
Кирилл и не подозревал, что три дня — настолько мимолетный срок. Хотя время вообще штука непостоянная. Когда ждал, бывало, три дня до начала каникул — это была вечность. Но сейчас речь шла не о каникулах, и время съежилось в краткий промежуток, которого хватило лишь на несколько судорожных движений.
Движения оказались бесполезными, и никакого чуда, конечно, не произошло. Назавтра намечалась встреча под памятником. Завтра придет волосатый Дрын, придут и его мазутники. Дрын выкатит зубы и скажет: