Синдром синей бороды
Шрифт:
Взгляд пробежал по куклам на полках: глупые игрушки, зачем вы здесь? Чтоб показать умственный уровень развития хозяйки? Детство! Девочка. Девушка!
Маша вытащила пакет из ящика стола и принялась скидывать в него с полок игрушки. Сунула в шкаф, задвинула дверцу и уставилась на свое отражение в зеркале: как она удивительно похожа на отца… Да, что удивительного?
— Дочь.
И замерла, от догадки по спине мурашки побежали: дочь?!
Вгляделась в свое отражение, мысленно представляя Лику, отца и примеряя их к себе: нос, губы, глаза, фигура, манеры. Нет,
Но если нет, то почему такое чувство, что да?!
Да нет же! Вадим встречается с Ликой зная, что она его племянница? А если не встречается, а встречался?
Девушка осела на пол: `Лика моя сестра? Я чуть не убила свою сестру?! Благодаря мне она стала ненормальной?! Нет, нет! Отец бы сказал, он бы обязательно раскрыл ее тайну, видя, что происходит. Попытался бы спасти… Не подумал, что я способна на радикальные меры? Чушь! Он видел, он понимал, но ни слова, ни сказал, ни тогда, ни потом. Значит, не дочь?
Или такой отец?! Вадим за это хотел наказать его?… А мать? За то, что знала? А знала ли?
Маша встала и пошла в гостиную за ответом.
Родители видимо сорились по обыкновению. Отец, с мрачным видом, мерил шагами помещение. Мать сидела на диване, поджав ноги и надув губы. Следила за мужчиной угрюмым, неприязненным взглядом. И оба недовольно уставились на девушку.
— Что тебе надо? — грубо спросил отец. А Маша забыла, что хотела спросить, сказать. Смотрела на мужчину и впервые не воспринимала его как родного отца. Он казался ей чужим, незнакомым.
— Лика твоя дочь? — спросила севшим голосом.
Мужчина не переспросил, не удивился, не возмутился. Он молча смотрел на Машу, и та видела по его глазам, что он пытается найти достойный ответ и не находит. И уверилась в правоте своей догадки.
— Что за глупость пришла тебе в голову? — влезла мать. Маша повернула в ее сторону голову, уставилась в холодные голубые глаза, и поняла остальное: мать знала! Поэтому спокойно реагировала на `измену' мужа, приняла Лику в доме. Держала дистанцию и уверяла всех, что девушка ненормальна не из женской ревности, а из материнской неприязни. Она ненавидела Лику! Но тщательно скрывала истинную суть ненависти, чтоб манипулировать и девчушкой и мужем. Молчала, наслаждаясь тем, что Маша изводит собственную сестру, унижала сама. Ничуть не возмущалась отношением отца к собственной дочери.
А тот сделал ее прислугой. Прислугой!
— Вы монстры, — качнула головой Маша, осознав всю низость поступков обоих. Ей стало противно до тошноты, до омерзения, что эти двое ее родители, и она их дочь! О, достойная дочь своих родителей — такая же низкая, грязная, не человек — особь!
— Не сходи с ума, — очнулся Егор и попытался разубедить девушку, видя ее состояние. — С чего ты взяла про Лику?
— А ей Вадим сказал, — догадалась Вера. — Он и не такое скажет. Я предупреждала тебя, что он враг, и тебе, Маша, говорила о его коварстве. Но вы оба словно оглохли, не слышали меня.
— Перестань, Вера, причем тут Вадим?
— А кому еще могло прийти такое в голову? Кто еще желает вбить клин меж нами, перессорить всех? Кому это по силам? Ты приблизил врага, доверился змее — вот результат! — махнула ладонью в сторону онемевшей, потрясенной дочери. — Уверена, это не конец, твой братец преподнесет тебе еще массу сюрпризов. Кстати, ты знаешь, что он соблазнял Машу? Знаешь, что и мне предлагал бросить тебя, стать его женой? Знаешь! Я говорила тебе, но ты как обычно не обратил внимания, отмахнулся!
— Не говори ерунды! — взвился Егор. — Ты всю жизнь его ненавидишь! Всю гадину эту, сестру свою Ирочку простить не можешь! Да вы с ней пара! Что она змеей была редкостной, что ты — гадюка элитная! Близнецы! Это она искалечила всех! Сломала Вадиму жизнь! Исчадие ада!
— Не смей оскорблять ни меня, ни Иру! Ни тебе ее судить! Ты сам-то кто?! Неудачник, лжец, быдло! Да если б мои родители не подобрали тебя, не подняли, ты бы так и сидел на своем заводе! Глотал пыль и грязь!
— Я и глотаю ее каждый день!…
Маша переводила взгляд с отца на мать, с матери на отца и пыталась понять: как она не видела раньше, насколько отвратительны их лица? Насколько мать и отец ненавидят друг друга и издеваются, стараясь укусить, ударить побольнее, и калечат не только себя, но и своих детей? И не замечают этого, занятые изнуряющей борьбой даже не друг с другом, а сами с собой, как не замечают Машу сейчас, занятые выяснением отношений. А дочь для них всего лишь повод, аргумент в споре.
Лика и Маша в одинаковом положении — марионетки, бездушные фигурки, рожденные для манипуляции. А еще Ярослав. Впрочем, о нем и речи нет. Он решил поступать в мореходку, и поступит, потому что всегда добивается того, что хочет. Пройдет чуть больше полгода, как он избавится от опеки родителей, вырвется из этой удушливой атмосферы. А как вырваться Маше? Что ей делать? Неужели она останется одна, здесь, среди не родных, а врагов?
Девушка развернулась и вышла не в силах больше смотреть на родителей, слушать ругань, вечную, бесконечную. Она была, есть и будет пока они вместе. А они никогда не расстанутся, потому что приговорены друг к другу как каторжник к кандалам.
Маша зашла в свою комнату, закрылась на замок и рухнула на диван.
Ее душили слезы и истерический, гомерический хохот.
Вадим открыл дверь, шагнул в квартиру и насторожился: в помещении витал густой аромат яблок и ванили, слышалось жужжание и мелодичное: ля-ля-ля.
Мужчина пошел на звук и замер на пороге гостиной: Лика в наушниках и с плеером на груди, пылесосила палас и пританцовывала, напевая себе под нос.
Вадим невольно рассмеялся, глядя на жену. На душе стало тепло и тихо: он сделал правильный выбор, поступил абсолютно верно — в этом не было сомнений. И пусть тот его судит, кто сам бы поступил иначе.
Греков подошел к жене со спины и обнял, одной рукой снимая наушники с ее головы:
— Здравствуй, малыш.
Лика развернулась к нему и крепко обняла: