Синеглазая принцесса
Шрифт:
В день похорон солнце напоминало раскаленный огненный шар. Прикрыв лицо черной вуалью, которую дала ей Китти, Алана стояла во время заупокойной службы рядом с Николасом и Дональдом и, слушая торжественные слова священника, не замечала любопытных взглядов, которые бросали на нее друзья и соседи Кэлдвеллов. Она онемела от горя.
Элиза же, напротив, горевала громогласно: рыдала в голос, кричала, что не вынесет такой утраты, бросалась на гроб и не давала опустить его в могилу.
Когда все было закончено, Дональд
Однако дома Алане не сиделось, и, потихоньку выскользнув в сад, она спустилась к реке. На небе сгущались тучи, надвигалась гроза. Вскоре на землю упали первые капли, но она не спешила укрыться под деревьями, а спокойно стояла под дождем, пока не промокла до нитки. У шайенов бытовало поверье, что дождевая вода очищает душу от горя, и, возвращаясь в дом, Алана почувствовала, что на сердце у нее стало легче: тело отца было предано земле, а его дух упокоился с миром.
В Беллинджер-Холле наступила ночь.
Алана, переодевшись в прозрачную ночную сорочку, сшитую портнихой, подошла к кровати, на которой уже лежал ее муж.
Этот тяжелый день научил ее многому. И, в частности, тому, что восстанавливать испорченные отношения с людьми надо при их жизни. Иначе потом не будешь знать, куда деваться от запоздалых угрызений совести. Она горько сожалела, что внутренне так и не примирилась с отцом, пока он был жив. И понимала, что ее долг уговорить Николаса примириться с матерью.
Набравшись храбрости, Алана склонилась над постелью и сказала, глядя на мужа в упор:
– Я сегодня весь день думала о твоей матери, Николас. Почему ты не попросил ее остаться? Я уверена, она бы не уехала. Может, ты напишешь ей письмо и попросишь вернуться?
– Мать прекрасно понимает мои чувства, – раздался в ответ тусклый, безжизненный голос. – Так что она правильно сделала, что уехала. Она сама захотела. Я ее не заставлял.
В глазах Аланы заблестели слезы.
– Но ее дом здесь! Здесь она родила тебя… Ты разве забыл?
– А может, ее отъезд так тебя расстраивает потому, что вдвоем со мной тебе в Беллинджер-Холле тоскливо? – неожиданно спросил Николас.
Алана покачала головой и поцеловала его в губы, вложив в этот поцелуй всю душу. Но муж отнесся к ее призыву совсем не так, как она ожидала. Ощутив солоноватый привкус слез на губах Аланы, Николас отстранился и сурово сказал:
– Запомни, женские слезы на меня не действуют.
Однако рука его при этом погладила ее по спине, словно желая смягчить суровость слов.
– Давай не будем говорить о других, – прошептал Николас, расстегивая пуговки ее сорочки. – Иди ко мне. Дай мне тебя обнять – и я умру счастливым.
И Алана растаяла. Стоило Николасу обжечь ее губы пылким поцелуем – все мысли тут же вылетели у нее из головы. Все, кроме одной: «Наверное, он меня любит… Да-да, конечно, любит, иначе не обнимал бы так страстно и нежно…»
Поцелуи мужа воспламенили кровь Аланы, воскресили память о пережитом блаженстве, и она задрожала от нетерпения.
Николас крепко прижал ее к себе, Алана чуть не задохнулась. Ее кожа под сорочкой была нежнее атласа.
– Ты моя, – властно сказал Николас. – Ты моя и всегда будешь принадлежать только мне, жена.
– Да! Да! – прошептала она, помогая ему снять с себя рубашку.
Николас не помнил, как разделся; желание обладать этим нежным, хрупким телом, которое сводило его с ума, заслонило собой все на свете.
Страсть захлестывала его с головой. Обнимая Алану, Николас с каждым разом привязывался к ней все больше, но что-то самое главное ускользало и никак не давалось ему.
28
Николас подхватил жену на руки и положил на постель.
– Ты хорошеешь с каждым днем, Синеглазка, – он погладил ее по крутому бедру. – Я порой гляжу на тебя и не верю: неужели такая красавица принадлежит мне?
– Я стараюсь быть красивой для тебя, Николас, – нежно улыбнулась Алана.
Он нахмурился и пристально взглянул на жену.
– Скажи, ты когда-нибудь вспоминаешь Серого Сокола?
Она не смогла солгать и честно призналась:
– Иногда. Особенно когда мне начинает казаться, что я неверна его памяти.
– Вот как? И когда же тебе это кажется?
– Например, сейчас, когда я лежу в твоих объятиях.
– Ты все еще любишь его?
Она опустила ресницы.
– Я хочу, чтобы память о нем вечно жила в моем сердце.
Муж сверкнул глазами, но ничего не возразил и запечатлел на ее губах огненный поцелуй.
Алана всем телом прижалась к нему, и у Николаса вырвался восторженный вздох.
– Синеглазка! Да ты знаешь, что ты со мной делаешь?
– Знаю. Я стараюсь тебя ублажить, – простодушно ответила она. – И всегда старалась.
Она и сама уже сгорала от желания.
Заглянув в потемневшие от страсти глаза Николаса, Алана вспомнила наставления, которые давала ей бабушка перед замужеством. И подумала, что Лазурный Цветок умолчала о том, какую огромную власть может приобрести женщина над мужчиной. Но она, Алана, сама об этом догадалась!
Николас прижал жену к мягкой перине и прерывисто прошептал:
– Женщина, которой нравится играть роль соблазнительницы, должна быть готова к тому, что ее могут соблазнить по-настоящему, Синеглазка!
И, скользнув вниз по животу Аланы, его рука проникла в самый потаенный уголок ее тела. Она блаженно застонала, мечтая лишь о том, чтобы это никогда не прекращалось.
– Милая, сладкая Синеглазка, – обдавая лицо Аланы жарким дыханием, попросил Николас, – даруй мне доступ в страну наслаждений.