Синие стрекозы Вавилона
Шрифт:
— Зависит от тебя.
Хозяин встал, повернулся, чтобы уйти. Пиф смотрела ему вслед, приоткрыв рот. Уродец корчился у нее на коленях, пачкая пеленку какой-то зеленоватой жижей.
— Господи, каким же оно вырастет? — вырвалось у Пиф.
Уже в дверях Хозяин сказал, не оборачиваясь:
— Зависит от тебя.
Тяжелые шаги протопали по лестнице, шваркнула входная дверь, упало и разбилось еще одно стекло. Голос Комедианта взвизгнул.
Шевеля губами, Комедиант беззвучно сказал:
— Попытайся
Пиф покачала головой. Она поняла вдруг, что плачет, но не так, как при жизни, не слезами, не телом, не жалостью к себе, а так, как иногда плакала во сне — без слез, одной только содрогающейся душой.
Существо с гигантской сизой головой сморщилось, дернуло крошечными лягушачьими лапками, повозило ими в воздухе и вдруг нащупало огромную в синих венах пуповину, торчащую из середины живота. Схватило ее цепкими пальчиками, потащило куда-то, ткнуло себе в лоб, в щеку, наконец попало в маленький рыбий ротик и начало жадно сосать.
Пиф взяла существо поудобнее на руки, обтерла жижу с отвратительной головы, выбросила грязную пеленку, оставив только белую. Закрыла глаза и начала укачивать уродца, напевая колыбельную:
Летит напев печальный,
Падам, падам...
— Вот и все, — сказал санитар, обтирая руки. — Как живой, даже лучше.
Покойник умиротворенно глядел на него со стола. Санитар отбросил крем «Балет», которым гримировал мертвеца, в таз для использованных тюбиков. Там их уже скопилось несколько десятков, выдавленных, грязных.
Мэтр ничего этого не знал — он величаво шествовал навстречу вечности. Его тропа была ровной и ясной, впереди, в белом венчике из роз, вел его добрый ангел. Иначе и быть не могло.
Мэтр был человеком добродетельным. Сначала он верил в правительство и Бэл-Мардука и знал, что плохих в светлое будущее не берут. Потом под влиянием обстоятельств в пожилых уже летах перешел в христианскую веру и так же твердо уверовал, что плохих не берут в рай. Рай виделся ему чем-то вроде территории пионерского лагеря: дивная природа, добрые взаимоотношения, всеобщая справедливость и равенство. И — только для хороших.
Мэтр оказался на равнине, затянутой туманом, огляделся по сторонам. Фигура в сияющем венце исчезла, и это немного обеспокоило Мэтра.
Он взволновался еще больше, когда увидел на этой равнине трех голых молодых людей. Среди них была женщина. Хотя Мэтр не мог толком разглядеть этих людей, но в том, что темноволосое существо с ребенком на руках принадлежит к женскому полу, почему-то не усомнился.
Голые разговаривали. Они были из тех, при виде которых Мэтр при жизни всегда плевался. И прежде плевался, и потом, когда обратился в истинную веру. У всех троих были длинные волосы, а у одного — грязные бисерные цепочки
— Новенький идет, — сказал демон и затрясся.
Тот, что с бусами, повернулся, поглядел Мэтру в глаза. Его губы зашевелились, и Мэтр понял, что он обращается к нему.
— Добро пожаловать! — крикнул визгливо демон.
Женщина склонила голову набок. Нерожденный ребенок судорожно дернул ручками, и она ласково провела пальцем по его выпуклому лбу с раздутыми венами.
— Падам, падам, — сказала женщина.
— Сгинь, сатана, — закричал Мэтр, осеняя себя крестным знамением.
— Где? — с любопытством спросила женщина и обернулась.
Мэтр растерялся.
— Где? — переспросил он. — Что — где?
— Где сатана? — повторила женщина. — Мы его еще не видели.
— Ты — сатана! — взвизгнул Мэтр. — Ты! И такие, как ты! Вы все!
— Я Пиф, — сказала женщина. — Это Комедиант и Голос Комедианта. А вон тот — Карусельщик, он алкоголик и работал в луна-парке.
Карусельщик с готовностью завертел ручку шарманки, огласив туманную равнину механическим вальсом.
Мэтр растерялся. Неожиданно женщина перестала казаться ему такой уж отвратительной, и он почувствовал к ней доверие.
— Скажите, — он придвинулся ближе и заговорил интимным тоном, как некогда беседовал со знакомыми холуями из влиятельных организаций, — в таком случае, это ад или рай?
— Зависит от нас, — ответила женщина. — Так сказал нам ангел.
Мэтр пригладил лысину. На ладони осталось жирное пятно от крема «Балет», и Мэтр обтер руку о бедро, с неожиданным ужасом осознав, что он тоже обнажен.
Вальс продолжал хромать над равниной. Ребенок на руках у женщины заснул. Комедиант улыбался странной улыбкой, глядя на Мэтра.
— А где Бог? — спросил Мэтр. — Я хочу говорить с Богом.
— А Бог хочет говорить с вами? — тихо спросил Комедиант. Он говорил шепотом, а потом Голос повторил его вопрос полнозвучно, заполнив своим громом всю долину и разогнав туман: — Захочет Он говорить с вами?
Мэтр растерянно огляделся.
— Но... я умер?
Все четверо расхохотались.
— Еще как! — прошептал Комедиант. — Мертвее мертвого. А что, по-твоему, достаточно просто двинуть кони, чтобы вызвать к себе интерес самого создателя? Труп — эка невидаль!..
Пиф помахала кому-то рукой, и из тумана выступил рослый мужчина в пятнистом комбинезоне, похожий на десантника. Он оглядел всех победоносным взором, пригладил коротко стриженые волосы, крякнул.
— Как дела, бойцы?
— Рады сраться ваш-ство! — мерзким голосом заверещал Голос, подпрыгнув на плече у Комедианта.