Синие стрекозы Вавилона
Шрифт:
Шестой вопрос: какова Мирра?
Ответ: бела лицом, черна волосом, красива телом, а душу свою потеряла и сама заблудилась. И монастырем показался ей рай Хозяина, когда вошла она туда.
Седьмой вопрос же таков: каким был Упрямец?
Ответ. Седьмым и последним вошел он в рай, обуянный духом противоречия, и показался ему рай психушкой. И кричал Упрямец, что не верит, и бит был, и не поверил. Ростом же высок, сложением крепок, а убит был случайно, в пьяной драке.
Вот семеро праведных, собранных
— Они гонят меня, — бормотал Мэтр, захлебываясь слезами, — они смеются надо мной...
— Я пролился как вода, — сказал Пастырь. — Все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось как воск...
— Они кричат мне вслед поносные слова, — жаловался Мэтр.
— Сила моя иссохла, как черепок, — сказал Пастырь.
— А этот демон, скользкий, как студень!.. И Комедиант носит его на плече... Они говорят отвратительные вещи, — плакал Мэтр.
— Можно было бы перечесть все кости мои, — сказал Пастырь, — а они смотрят и делают из меня зрелище.
— Спаси меня, святой отец! — закричал Мэтр, прижимаясь головой к грязной коричневой рясе Пастыря. — Защити меня, прошу тебя, уведи меня из этого места! Почему я никак не могу уйти отсюда?
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — сказал Пастырь. — Господь — мой пастырь.
— Есть тут кто? — горланили под окнами. — Эй, люди!.. Есть кто живой?
Беренгарий приподнял голову. В матрасе, на котором он лежал, хрустнула солома.
— Живых нет, — сказал Беренгарий приветливо. — Входи, жмур.
— Нечего пускать кого попало, — прошелестел Комедиант и сердито отвернулся.
Дверь внизу грохнула, по ступенькам затопали, и, окутанный пыльным солнечным светом, показался в дверном проеме рослый парень в черных сатиновых трусах и рваной майке с красной розой на животе. Была эта роза оставлена разбитой бутылкой, на которую напоролся животом, когда по пьяному делу дрался с лучшим другом, не поделив девицу.
— Зря мы из-за Надьки сцепились, — сказал он сумрачно. — Хватило бы Надьки на двоих. Да и водка была дрянь.
— Забудь про свою Надьку, — отозвался Голос. — Ты все, подох. Сюда всяким надькам вход закрыт.
Парень прищурился, выглядывая, кто там вякнул в полумраке.
— Ну, ты, — проговорил он с угрозой, — ты того...
— Это ты того, — развеселился Голос. — Помер ты. Собутыльники-то твои как увидели, что из тебя кровь течет, бросились бежать. Тебя оставили. Так и подох один на полу, истек кровью. Вот и вся тебе любовь, Упрямец.
— Не верю, — упрямо сказал Упрямец. — Это ты мне в пьяном бреду чудишься.
Он оглянулся и увидел, что в комнату входит врач в белом халате.
— Доктор! — крикнул он, бросаясь к фигуре в белом. — Доктор, опять!..
— Делириум, — удовлетворенно произнес знакомый
Он вытащил шприц и приблизился к Упрямцу. И вдруг глаза Хозяина загорелись.
— А ты, пожалуй, братец, мертв, — сказал Хозяин и отбросил шприц. — И не доктор я. Я ангел Божий.
— Ты мой бред, — сказал Упрямец и обхватил голову руками. — Кто-нибудь из вас, кто мне чудится, позовите врача! Пожалуйста, позовите! Ведь кто-нибудь из вас настоящий, правда? Я и правда могу умереть, ведь пырнул меня дурак битой бутылкой в живот, сядет теперь по глупости за убийство... Позовите фершалицу тетю Машу, она в зеленом доме живет, в пятом от разъезда...
— Тетю Машу ему! — рявкнул Хозяин и с размаху ударил Упрямца в челюсть кулаком. Хрястнуло, и Упрямец осел на пол, схватившись руками за живот.
— О... — простонал он. — Сука ты...
Хозяин пнул его ногой.
— На колени, паскуда! Ты мертв, я ангел Божий!
— Пидор ты, а не ангел, — тихо сказал Упрямец, лежа на полу.
— Молись, говно! Ты хоть молитвы знаешь?
— Заебись в жопу... — прошептал Упрямец.
— Повторяй: отче наш, иже еси на небесех...
— Сука... еба... в рот...
Пятеро праведных сидели кружком и смотрели, как Хозяин бьет шестого. И никто не сказал ни слова.
— Ты умер! — говорил Хозяин. — Ты в раю!
И с каждым новым словом бил Упрямца ногами, и белый халат развевался над армейскими ботинками.
— Молись, паскуда!
— Бляди...
А потом вошла Аглая и взяла Хозяина за руку.
— Что ты делаешь? — спросила девочка.
Хозяин остановился, тяжело дыша.
— Он не верит в Бога. Он не верит в смерть. Он не поверил мне.
— Какая разница, — сказала Аглая тихо.
— Но как же он очутился здесь, если не верит? — спросил Хозяин.
Упрямец открыл глаза. Над ним склонилось детское лицо, ясное, с широко расставленными глазами. Серьезное, спокойное.
— Сестрица, — прошептал Упрямец, — я не буйный, пусть он не бьет меня...
— Не бойся, Упрямец, — сказала Аглая. — Он больше не тронет тебя.
Хозяин дернул ртом и вышел, пробурчав напоследок:
— Если вы такие умные, то сами и вразумляйте этого атеиста...
И хлопнул дверью внизу, и дом содрогнулся.
Упрямец приподнялся на локтях, огляделся, и белые одежды праведных показались ему смирительными рубашками.
Карусельщик глядел на него с пониманием.
— Выпей чаю, — предложил он, протягивая в ладонях буроватую жидкость.
Упрямец жадно глотнул, посмотрел на прыщавое истощенное лицо алкоголика, успокоенно вздохнул.
— Так я и знал, что это вытрезвитель...
— Что ты делаешь, Аглая? — спросила Пиф свою дочь.