Синий мопс счастья
Шрифт:
– Да, – крякнула Зинаида Марковна. – Да так да! Прямо да! Да, и только! Да, и нечего сказать! Да, и все! Да, офигеть!
Компьютер хрюкнул, из стоящего рядом ящика выскочил листок. Зинаида Марковна потянулась к нему, но я ловко опередила ее, схватила противно шуршащую бумажку и впилась в нее взглядом. «Полное поражение головного мозга. Лечение отсутствует». Я уставилась на ряд точек, шедших в конце. У бедной машины не хватило слов, чтобы определить мое состояние здоровья, несчастный компьютер, наверное, до сих пор не сталкивался с такими обреченными на скорую смерть больными, оттого и выдал строки
Глава 25
– Что теперь со мной будет? – прошептала я, комкая листочек с диагнозом.
Зинаида Марковна схватила бумажную салфетку, быстро вытерла выступивший на лбу пот и заблеяла:
– Ну… подумаешь, ерунда. Вы прямо сейчас, не раздумывая, рулите в онкоцентр. Всякое бывает.
– С опухолью мозга можно жить?
– Ну… э… вам сделают операцию, станете как новенькая. И потом, вполне вероятно, что она доброкачественная.
– И что тогда?
– Сделают операцию, станете как новенькая, – словно заезженная пластинка, повторила врач.
Внезапно у меня пропал страх. Так, теперь понятно, что увидела на УЗИ Соня, отчего она пришла в ужас. Не каждый доктор способен заявить человеку прямо в глаза: «Вы обречены». Вот и «узистка» не сумела произнести роковую фразу.
Впрочем, скорей всего и Зинаида Марковна стала бы пудрить мне мозги, просто я сама все увидела на компьютере.
– Немедленно скажите, сколько живет человек в подобном состоянии, – налетела я на сидевшую с самым растерянным видом тетку.
– Ну…
– Говорите, у меня дети. И потом, я имею кое-какие ценности, квартиру, дачу, коллекцию картин, надо успеть составить завещание.
– Ну… прогноз строить трудно, – замямлила врач, – наш организм имеет скрытые резервы…
– Сколько? Точно! Месяц, два, год?
– Господи, – всплеснула руками Зинаида Марковна, – год!!! Ладно, не стану вас обманывать, похоже, вы не из тех, кто рушится в обморок при сообщении о смерти. Времени уже нет. По идее, вы должны были скончаться вчера, в такой фазе не живут. Нонсенс. Мозга нет. Ни одного работающего отдела. Одно не пойму…
– Что?
– Вы ходите, видите, слышите, разговариваете…
– А не должна?
– Конечно, нет, вот, обратите внимание, – врач принялась тыкать пальцем в экран, – здесь все поражено. Знаете, уж извините, но…
– Что еще?!
– Но…
– Господи, что???
– Не хочу говорить.
– Раз начали, то договаривайте, – обозлилась я, – и потом, неужели можно сообщить еще более неприятную информацию, чем то, что вы уже сказали?
– Да, – прошелестела Зинаида Марковна.
Знаете, дорогие мои, я всегда считала, что выражение «подкосились ноги» выдумали экзальтированные писатели. Ну каким, скажите, образом могут подломиться нормальные, нигде не травмированные нижние конечности? Но сейчас мне стало понятно: данная фраза не красивая гипербола. Колени внезапно превратились в желе, ступни словно растеклись по полу, тело стало тяжелым-тяжелым…
Я обвалилась на стул и прошептала:
– Валяйте, я готова ко всему.
– Вы мне понравились…
– Дальше.
– Поэтому хочу вас предупредить…
– Быстрее!
– Понимаете, онкология – сложная проблема…
– Короче!!
– Конечно, врач обязан сделать все…
– Говори
– Ой, – пискнула Зинаида Марковна, – ладно. Вам нельзя делать операцию. Поздно. Никакого облегчения она не принесет, только измучаетесь. Мой вам совет: уезжайте из Москвы, в деревню, куда подальше. Может, там, на чистом воздухе, в экологически нормальной среде, протянете еще немного. Хотите, довезу вас до нужной станции? Вы куда двигались: на Кольцо или в сторону радиальной?
Внезапно мои ноги окрепли. Я встала.
– Спасибо, сама дойду.
Зинаида Марковна опять схватила салфетку.
– Надо же, какая компенсация, – пробормотала она мне вслед.
Отчего-то в переходе уже было недушно. Я бодро дошла до вестибюля и села на одну из мраморных скамеек. Странное существо человек, знает, что в конце концов умрет, и великолепно живет. Впрочем, рано или поздно все задумываются о смерти. Не потому ли подавляющее количество пожилых людей начинают на исходе лет размышлять о боге? Как-то не хочется думать, что тебя просто зароют или сожгут. Лично мне приятней превратиться в привидение. Я поселюсь в нашей квартире, никого не пугая, изредка стану смотреть телевизор, читать детективы и приглядывать за Кирюшкой с Лизаветой. А еще точно узнаю, чем занимаются в отсутствие хозяев собаки, а то меня терзают смутные сомнения: правда ли вся стая спит?
И что сейчас делать? Вот только не начать бы здесь рыдать, на виду у всех.
Но отчего-то слезы не подступили к глазам, в душе появилась мрачная решимость. Понятно, до кончины мне осталось очень мало времени. Следовательно, удваиваю, нет, утраиваю, усемеряю, удесятеряю усилия и пытаюсь разыскать цыганку. А еще надо написать завещание.
К перрону с шумом подкатил поезд, я вскочила в вагон. Поторопись, Лампа.
Дверь актового зала в академии оказалась закрытой. От досады я топнула ногой. Опять сваляла дурака. Сейчас день, самый разгар занятий. Сергей Васильевич небось в своем вузе. В академию он заявляется после обеда, придется ждать.
Не успела я прислониться к широкому подоконнику, как появилась тоненькая девушка в сильно потертых джинсах и принялась прилаживать на двери зала объявление. Бумажка была написана крупным, четким, детским почерком. «Занятия в театральной студии откладываются на неделю».
– А почему отменяют репетиции? – спросила я.
Студентка охотно ответила:
– Не знаю. Я староста, мне Сергей Васильевич позвонил и попросил всем сообщить об отмене. Может, у него на работе чего случилось? В прошлом году он тоже в это время к нам дней десять не ходил, потому что его студенты, из театрального, куда-то ездили, вроде на фестиваль.
– Подскажите, пожалуйста, в каком вузе он работает?
– Сергей Васильевич учит актерскому мастерству.
– Где?
– В театральном.
– Их несколько.
– Да? Понятия не имела.
Я вздохнула:
– Прямо беда.
– Может, я могу вам помочь? – участливо поинтересовалась девушка.
– Вы Нину Рагозину знаете?
– Не слишком, она с нами в спектакле играла.
– Вы не в курсе, где Рагозина сейчас живет?
– Нет, – покачала головой староста, – она не из академии.