Синтез
Шрифт:
— Глория Лэмб? — тихонько спросила Эля.
— Именно, именно, — ответил дедушка. — Я уже говорил ей о тебе и о том, что ты ее поклонница. Она очень рада вашей предстоящей встрече.
Эля улыбнулась дедушке, но при этом не выглядела действительно довольной. «Интересно, для кого она сюда приехала», — подумала она и со злостью перескочила через ступеньку.
— Осторожно, а то разобьешься насмерть, — предостерег ее брат.
На самой высокой террасе был накрыт стол ко второму завтраку. Здесь уже сидели все пансионеры.
— Ждем с нетерпением, —
— Фунг! — крикнула бабушка. — Заморочишь ребенку голову. Говори по-человечески!
— Для меня четырнадцатилетний юноша — уже мужчина, — спокойно возразил поэт. — Когда-то люди в его возрасте закладывали династии, женились и даже разводились. Великая польская королева Ядвига вышла за Ягелло...
— Фунг, умоляю тебя! — простонала бабушка.
Поэт только махнул рукой и закончил:
— ...вышла за Ягелло, будучи четырнадцатилетней девушкой.
Глория Лэмб была ошеломляюще прекрасна. Эля сразу отметила, что знаменитая артистка выглядит даже лучше, чем по телевидению. На ней была легкая кремовая одежда оригинального покроя и великолепная шляпа из натурального полотна. Она наклонилась к аппарату-переводчику и спросила своим прославленным глухим голосом:
— Скажи, Марек, до приезда сюда ты уже видел меня в каком-нибудь «ракурсе»?
— Нет, я впервые увидел вас только сейчас — в этом ракурсе, — ответил Марек и лишь тут сообразил, что ляпнул глупость. «Ракурсом» называли головизионный фильм.
Гости расхохотались. Хотя недоразумение быстро выяснилось, но усатый Август Тоникер удивительно долго не мог сдержать свою радость.
— В самом деле! — кричал он. — Очень хороший ответ, Глория! Ты даже не представляешь, мальчик, насколько хороший!
— В таком случае, Марек, я обращусь к тебе за консультацией, — сказала Глория Лэмб, ничуть не смутившись.
— Консультацией?!
— Глория играет в «ракурсах», посвященных твоим временам, — объяснил Тоникер, — и она надеется, что, ознакомившись с этими работами, ты скажешь ей, все ли события, декорации, костюмы, ну и сам стиль игры, на твой взгляд, достоверны.
— Постараюсь помочь, если сумею, — любезно согласился Марек.
— О, наверняка сумеешь, — поспешно заверил его дедушка.
Эля сидела на лавочке и наблюдала за муравьями, которые с упорством тащили в сторону муравейника крыло какой-то огромной стрекозы. «Муравью хорошо, — рассуждала она про себя. — Он знает, что должен делать, живет по четкому плану. А человек рассчитывает, надеется, радуется и вдруг — бац! — все рушится. Ничего не удается, жизнь теряет смысл, и единственное, что остается, — это блуждать по сказочному островку,
Глория Лэмб завладела Мареком Торлевским и заставила его смотреть двадцать четыре серии «ракурсов». Мальчик уже третий день появлялся только за едой, остальное время посвящая актрисе.
Петрусь часами наблюдал за тренировками четверых циркачей, но тоже скучал без приятеля.
Дедушка и бабушка готовили вместе с Тоникером и Фунгом сюрприз под рабочим названием «Падение Рима: не проходите мимо!»
А Эля не могла найти себе места. Она кормила слонов, купалась в бассейнах, играла с Франтишеком в различные игры, но по-прежнему чувствовала себя несчастной. Странное дело! Она вовсе не стремилась смотреть вместе с Мареком и Глорией эти «ракурсы», от которых еще совсем недавно не могла оторвать глаз. «Они высосаны из пальца, — припомнила Эля строгую оценку отца. — Наивные конфликты и лишенная логики фабула».
Что-то зашелестело за ее спиной, и рядом сел Марек.
— Уф-ф! Наконец-то, я вырвался! Послушай, ты ее знаешь? Она всегда такая?
— Глория? Какая?
— Ну, сама знаешь.
— Не знаю. Я так же, как и ты, увидела ее впервые. Со мной она очень любезна.
— Со мной тоже. Но она такая неестественная. У меня впечатление, что она упивается каждым своим словом.
— Скажи ей об этом. Ведь ты работаешь в качестве консультанта.
— Какой там консультант! Впрочем, я... я... не сумею ничего посоветовать. Все, что я видел, абсолютно не соответствует тому, что я помню. Я не смогу объяснить разницы. Честно говоря, я не осмелюсь сказать прямо в глаза то, что думаю. Я указываю ей на разные детали, мелочи, но тут речь идет обо всем в целом. Нет, я ей этого не скажу. Она очень красивая, очень умная и наверняка все знает лучше меня. Искусство имеет право на условность, у него свои традиции...
— Ты просто стыдишься сказать правду, — выпалила Эля. — Трусишь — только и всего!
— Я?
— А кто же? Может, я?
— Что тебе надо? Я хотел только посоветоваться, а ты на меня набрасываешься!
— Я не могу кому-то советовать, должен он быть искренним или нет... Это вопрос личной порядочности и совести...
Марек вскочил с лавки красный, как свекла.
— Так, по-твоему, я трус, да?
— Я давно считаю тебя героем. Ты совершил великий подвиг — поддался транспортировке на годы вперед. Даже сам того не зная...
— Я вовсе этого не хотел! И всего этого шума вокруг моей особы тоже!
— Прямо! Только не говори, что ты не радуешься, когда Глория Лэмб заявляет: «А сейчас мы с Мареком поработаем!» Вот тут ты страшно важный! До невозможности!
Марек был взбешен.
— Я не выдерживаю этого вашего мира, вашего приторного комфорта, этой наигранной любезности! Все вы ненормальные! Все!
— Ну конечно! Ты один естественный! Ты лучше всех знаешь, что так, а что не так, что нормально, а что не нормально!