Синяя звезда Аурин
Шрифт:
— Я, — говорил он на все мои уговоры, — во сне с девушками не расстаюсь. Вернёшься — поговорим.
— Но ты мешаешь строить мне новые отношения, — сделала последнюю попытку я и даже зажмурилась — до того лживо и жестоко было сказанное.
Это его всё же проняло, но совершенно не так, как мне было нужно.
— Ты, — сказал он, помолчав, — можешь поступать, как угодно. Я освобождаю тебя от каких бы то ни было обязательств по отношению ко мне.
«А сам поступлю, как считаю нужным, то есть останусь с обязательствами» повисло в воздухе. Надо ли говорить, что мне было на редкость паршиво. Но брать свои слова назад я не
Но теперь, когда Ник сказал про побег, я снова начала надеяться на скорую встречу с ним. Осталось только, чтобы моя тайная подружка это подтвердила, но она, как назло, всё не появлялась… Хотя, может, это и к лучшему, чтобы не вызывать лишних подозрений. То, что у неё вообще получалось приходить, уже было чудом, которое, впрочем, от части объяснялось тем, что она работала здесь же, наблюдателем за нами. Я до конца не поняла в чём именно заключалась её работа, вроде бы, она была когда-то учёным, может, даже участвовала в этой авантюре с бессмертием, теперь же просто наблюдала, хотя считалось, что работает над тем, как вернуть эмоции, радость к жизни и всё такое. Но только считалось.
Вообще, мне удивительно было, что они ещё не вымерли совсем все, непонятно даже на чём держалось их желание жить. На воспоминаниях? Ликкара говорила, что она почти «высосала» все свои воспоминания, уже не только о приятных, но и грустных, и даже постыдных событиях. Или же теперь их заставляло вставать по утрам предвкушение кайфа от чужих, халявных эмоций? Пока что эти самые эмоции можно было получить только «онлайн», и это, с одной стороны, было плохо — пришёл в неудачный момент и вместо радости получил безнадёжную тоску, с другой стороны, это вносило некоторую спонтанность и непредсказуемость, которой этим полуроботам явно не хватало. Вроде бы велись какие-то вялотекущие разработки, чтобы эмоции можно было консервировать, но пока безуспешно.
Я, разумеется, сразу представила себе консервную банку: «Радость женская», срок годности три года, хранить в сухом, прохладном месте, не замораживать. И процесс «сбора» тоже представила:
— Вот сюда, пожалуйста, радость сцедите… Это всё? Маловато, маловато… Так, а вот сюда, будьте добры, гнев. О! Гнев-то нынче уродился…
Тьфу. В реальности же речь шла о специальных кристаллах, которые могли бы запоминать и потом воспроизводить излучение. Но что-то с ними пока не ладилось.
Во вторую или третью нашу встречу с Ликкарой я осмелела настолько, что подняла вопрос об этике. Мол, негоже, неэтично это, так эксплуатировать других разумных существ. Она долго молчала, и, имей я дело с человеком, подумала бы, что собеседник обиделся. Наконец, она покачала головой.
— Я примерно понимаю, о чём ты говоришь, но, видимо, этика без эмпатии не работает, а нам не достаёт даже собственных эмоций, что уж говорить о… — она не закончила, но я её поняла. Действительно, тяжело представить, что ты ощущал бы на месте другого, если ты и на своём собственном месте уже давно ничего не чувствуешь…
Как же она тогда решилась помогать мне с побегом? — спросите вы. По крайней мере, я у Ника спросила. Одно дело — навещать одну из подопытных, немножко жалеть и беседовать, возможно, больше даже просто изучая влияние бесед на эмоции, которые та потом выдаёт, а другое — всё бросить, предать свой народ и рискнуть всем, чтобы спасти эту самую подопытную. Как-то
Оказалось, что к Ликкаре в сон, что вдвойне удивительно, так как сны им не снятся уже очень давно, наведался опекун Ника. Причём, не один раз. И, как заправский змей-искуситель, подобрал ключик — пообещал попробовать вернуть яркость эмоций, и даже дал надежду, что остальные, уже полностью утратившие возможность чувствовать, снова её обретут. Причём, по словам Ника, некоторые шансы на это действительно были — вирены же меняли что-то в мозгах людей, чтобы у тех появлялась телепатия на той кхамировой планете, а значит, вероятно, могли изменить что-то и в этих созданиях? Гипотетически.
Когда я, наконец, поверила в реальность побега, хотя всё, конечно, было вилами на воде писано: Ликкара — не пилот, даже если нам удастся умыкнуть корабль, как мы будем им управлять?; меня стали мучить проблемы этического характера. А именно: могу ли я сбежать в одиночестве, или надо прихватить товарищей по несчастью? С одной стороны, конечно, надо брать. Бежать, так всем вместе. С другой… это ставило под сомнение саму возможность побега. Причём, даже не столько из-за многочисленности группы беглецов, хотя это тоже, сколько из-за угрозы доноса. Увы, но харркаранам — как-то так назвала свой народ Ликкара, явно помогал кто-то из людей. Кто-то, чьим пределом мечтаний было не работать, регулярно посещать бордель и… всё.
Промучившись пару дней и ночей, решила никого не брать. Оправдывала себя тем, что если мы с Ликкарой доберёмся до Империи, это может стать спасением для всех. Но чувствовала себя всё равно отвратно.
А следующим утром она за мной пришла. Вела себя как обычно, может, разве что, чуточку отстранённее.
— С тобой хотят побеседовать, — сказала она. — Пойдём.
И я первый раз за много дней вышла за забор.
Оказывается, наше солнце было ненастоящим. Как и небо. Очень качественно сделанный экран, показывающий восходы, закаты, голубое небо, серые тучи… А ведь за всё время не было ни разу дождя — вдруг вспомнилось мне. Ещё одна странность. Сколько их ещё, странностей, которые мы не замечали?
К моему удивлению, она действительно привела меня на беседу. Может, наш план раскрыт? — почти спокойно подумала я, не позволяя себе прочувствовать это как крушение всех надежд. Они сразу заметят, что мои эмоции резко поменялись, и потом не отвяжешься от вопросов.
Начало разговора меня весьма удивило:
— Твоё эмоциональное состояние стабильнее, чем у остальных, — заявил очередной холодный сухой голос.
Я промолчала. Вопроса ведь ещё не было. Хотя, мне-то самой казалось, что меня кидает из стороны в сторону… Что же тогда творится с остальными?
— Сначала ты выказывала меньше радости, и мы рассматривали возможность тебя стимулировать… — продолжал голос, а я похолодела — слово «стимулировать» мне абсолютно не нравилось в данном контексте. — Но сейчас твоё состояние самое стабильное, а в последнее время и вовсе счастливое. В чём причина?
Я точно знала в чём причина. Нет, вовсе не в том, что я вся из себя такая стойкая, позитивно-мыслящая и несгибаемая, просто у меня был Ник. Каждую ночь. И была надежда, и всё-таки какое-никакое осознание кто я и чего хочу. Остальным, увы, так не повезло. Но я же не могу им это рассказать? Особенно теперь, когда, мне кажется, я уже ощущаю дыхание свободы, и уже почти обнимаю Ника… и Каринку.