Сиреневая книга. Часть 1
Шрифт:
Глава 72 . О возрасте.
– Так сколько же тогда Вам лет?
– Шестнадцать, вроде, у меня ж докУмент имеется, - ухмыльнулся Бонда.
– А все же?
– Скажем так - сильно за пятьдесят...или очень сильно за тридцать, как говорят про женщин. Все ж относительно.
В школе мы дискотеки 25+5 игнорировали по понятным причинам. Я в свои двадцать лет считал, что тридцатник - это какой-то совсем уж серьезный возраст, а вечера "Для тех,
В тридцать пять я не представлял себе жизни на пятом десятке и не был уверен, занимаются ли в этом возрасте сексом. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе...Науке это неизвестно. Так, кажется?...
А в пятьдесят с небольшим я реально считал себя еще молодым. Ну, скажем так, вполне еще ого-го. Я в меру сил и здоровья вел активный образ жизни. Во всех смыслах. Я уже тогда понял, что движение - это жизнь. С тридцати лет научился жить относительно нормально, имея букет хронических заболеваний.
Бонда усмехнулся, вздохнул и достал очередную сигарету из пачки "Амбасады".
– Главное, майор, дотянуть до пятидесятого года. Тогда придумают волшебные таблетки. Упрощенно говоря, съел одну - выросла новая печень, съел другую - поджелудочная. Шутка. Придумали все это конечно раньше, только вот относительно доступным и безопасным это стало только тогда. А вот с зубами по-прежнему засада - очень дорого и ненадолго. Ну, я-то всегда подозревал, что это стоматологи - это мафия, они никогда никакие технологии к себе не допустят. Это ж многовековой бизнес!
Бонда прикурил, затянулся, понюхал тяжелую зажигалку и положил ее на подоконник.
– Все станет по-другому. Даже зажигалки станут одноразовыми. На двадцатипятилетии выпуска из школы у нас было несколько одноклассников и одноклассниц, имевших младших детей в возрасте собственных внуков. И даже младше. Нам тогда уже перестал казаться маразмом брак 90-х - сорокачетырехлетней Аллы и двадцатишестилетнего Филипа. У нас, к тому времени, были уже свои примеры из ближнего круга общения. Не то, что бы это стало нормой, но... уже не удивляло. И я знавал людей, сделавших себе детей на седьмом десятке.
А вообще-то, как говорят китайцы, тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь! Так что мне пятнадцать!
– А разве говорят не "насколько ты выглядишь"?
– Это про женщин. И то не про всех, а про тех, кто сам в это верит. Впрочем, как Вы точно подметили, я ведь выгляжу на пятнадцать!
– Александр, а Вы не задумывались, для чего Вы здесь? Вы же никому, кроме нас, не сможете открыться. А мы относимся к Вам, как Вы видите, очень серьезно. Почему Вы здесь? Зачем?
– Первое время я думал, что сошел с ума. Минут десять. Пока физическая боль не вернула меня на Землю. Потом я был вынужден искать для себя какое-то объяснение. Говорил уже. Не раз.
Я даже некоторое время думал, что все это своего рода ямочный ремонт, работа над ошибками. Но, не-е-ет!!!! Ни хрена! Это скорее закрашивание белых пятен, взведение пружин, развешивание ружей по стенам. Вот что это. И поэтому я отпустил ситуацию: все, чему должно произойти - произойдет. Все чего быть не должно– не будет. И поэтому я говорю и делаю то, что мне втемяшится в голову.
Глава 73 .
Бонда всегда обращал внимание на тех, кто катался красиво. К тому времени карвинговые лыжи еще не вошли в массовый обиход. Настолько, что даже редкие их обладатели, пересев с прямых как палки "карандашей", катались по старинке - коленки вместе, полуприсед и вправо-влево. Карандашовая классика! Но красиво! Как в заграничном кино!
Бонде же специально обученные люди, по счастливому совпадению являющиеся его приятелями, растолковали возможности нового уширенного на концах профиля, научили новым телодвижениям и продали собственные спортивные желтые фишера. Специально обученным людям даже тогда было зазорно кататься в новом сезоне на прошлогоднем оборудовании. Бонда всегда считал, что лучшее - враг хорошего, и откатался на этих лыжках лет десять, передав впоследствии сыну. Которого поставил на гору еще до школы.
Считая себя в области горных лыж продвинутым пользователем, а не профессионалом, и сознательно отказавшись от участия в любых соревнованиях и тусовках, что зачастую было неразделимым, Бонда мог позволить себе даже катание в обычных куртках и штанах. Горнолыжные понты для него не существовали. Было достаточно того, что он достаточно неплохо и красиво катался с любых трасс. Тем более, что почти все время физиономию закрывали очки и балаклава, а апрески у Бонда заключались в чаепитии и поедании блинов.
Вечером в шале со специально обученными людьми он пил коньяк, вел беседы и шел спать. Дискотеки и бурные пьянки его не интересовали абсолютно. Да и отрывались на них тогда так называемые горнофляжники и горнопляжники. Которые, в отличие от горнолыжников, толком не катались, а занимались дефилированием в шикарных комбинезонах и распитием разных там отверток или вискариков. Фраза "Я сегодня ни разу не упал" или "упал всего пару раз" означала у них наивысшую степень спортивной крутизны. Понимающие снисходительно улыбались, вздыхая по бездарно эксплуатируемому снаряжению.
Поэтому Бонду удивила недурно катающаяся стройная высокая дама в приталенном бело-голубом комбинезоне. Это точно была дама - из-под черного матового шлема торчал задорный рыжий хвост. Лицо её скрывал тонкий белый подшлемник, глаза - модные коричневые очки с фотохромными стеклами. На спине красовался маленький плоский рюкзачок. Каталась же она как бы и не лучше его самого.
– Старуха, - подумал, Бонда, - ей лет 45, не меньше. Насобачилась в советское время на Домбае каком-нибудь. С романтичным усатым инструктором. Лыжи у печки стоят...мат-перемат-перемат... Вот и гарцует, как Джеймс Бонд в Альпах, технику-то видно, мастерство не пропьешь, давно катается, переучиваться по-новому уже не может, точнее не хочет. А лыжи ей наверняка муж-барыга купил, причем не самые лучшие. Зажал. Прикид роскошный, а на лыжах сэкономил. Гулять рядом с ней чтоб солидно было. А на лыжах она одна... Значит сам и не катается. Трус. Сейчас, наверное, шпилит кого-нибудь, пока она гарантированно на горе. Или бухает, что вернее в его возрасте. Интересно, а если ему под пятьдесят, он еще может что-нибудь? Бонда впервые задумался, во сколько лет положено сходить с дистанции и обеспокоился. Но быстро успокоился, прикинув, что у него-то лет 10-15 по любому есть, а там, глядишь, медицина и фармакология уж всяко помогут. Чай двадцать первый век!