Сиреневая книга. Часть 1
Шрифт:
Лиза обернула красной варежкой рукав бондовой аляски и спросила: "Вот так?"
– Гораздо хуже!
– засмеялся Бонда,- потому что повязка-это не варежка и не подвязка. Она пахнет не девушкой, а гулагом.... Ветер свищет. Выпь кричит. Дятел ворону стучит.
Глава 63 . Кино и немцы.
– У меня телевизор стоял. На работе, значит. Работал иногда. Для фона. Помню, сериал шел про студентов, реклама, значит, на каждом щите еще была, в каждом журнале. Только посмотри. Я и посмотрел. Со своей колокольни. Думаю, гляну хоть, чем нашу молодежь, значит, так усиленно потчуют. Может опять очередная "Бригада"? Нет, там все хитрее оказалось! Куча,
– Возможно, - согласился Бонда, - я телевизор почти не смотрел. Некогда было, да и ... чего я там не видел? Чьи-то позывы? Так, иногда, зверюшек гляну или РБК.
– Да я тоже, знаешь ли, не телезритель. Только когда такое...от мультфильмов, до новостей...взвоешь ведь. Это ж какой-то ИзраильТВ. Ни одного ведущего славянской наружности!
– Ходырев, да ты какой-то антисемит, как я погляжу, - ухмыльнулся Бонда, - только непоследовательный. Чего ж ты тогда при Марке-то... так прогибаешься? Да и с Наглером у тебя... вроде как все нормально?
– Игорь - немец, просто поверь мне, уж я-то это знаю,- уверенно сказал Ходырев, - а Марк, что Марк? Он же наш...
– Ага, - подумал Бонда, - наш, скорее это ты - их!
– Благодаря Марку тебя оставили здесь, - продолжил Ходырев, - ну, и благодаря мне конечно, так как именно я, значит, его в этом и убедил. Хоть ты и ведешь себя... отвратительно.
– Спасибо, вот радости-то, - усмехнулся Бонда, - а то мог бы в городе жить... значит, как человек!
Сам при этом подумал: "Сказать или не сказать, что все он знает, что, где и благодаря кому?". Подумал. И промолчал.
– Здесь тебе безопаснее, чем в городе, - заметил Ходырев, - и ты это знаешь!
– Не всегда, - уточнил Бонда, и добавил, - и, надеюсь, что не навсегда.
Глава 64.
Оздоровление.
Для эмигрантов в Россию ввели десятимесячные учебно-трудовые курсы. Русский язык, история, культура, действующее законодательство, особенности менталитета и пр. Плюс параллельное обучение (или переобучение) на одну из трех с лишним тысяч низовых рабочих специальностей. На любой вкус. От штукатура до парикмахера. От кассира до бармена. От медсестры до осеменителя КРС. Но! Строго с учетом первоначального владения языком, здоровья, профотбора и, уже после всего этого, как говорится, учитываются пожелания собственно самих радиослушателей. Опять же учитывается Коэффициент Развития Личности. Про это потом расскажу, ох уж этот коэффициент! Ваши коллеги любили иногда его поднимать, для особо равных. Оттуда. С особыми заслугами. Потом на местах сталкивались...с несоответствием занимаемой должности. Но, не об этом.
Хочу просто сказать, что, несмотря на некоторые издержки, вся процедура была продумана знающими людьми. И работала, и эффект был хороший.
А что? Почти год в других условиях сдвигает сознание и обогащает личность. Заставляет задуматься, что-то переоценить. Моя б воля, я бы и для аборигенов ввел нечто подобное, типа нынешних партизанских сборов. Только не в стиле милитари. Чтобы не отрывались от корней. И ценили то, что достигли.
По окончании, при условии сдачи тестов, гарантировалось трудоустройство на один год. По-прежнему, желающим предоставлялось социальное общежитие. Азиаты кстати пользовались активно. А европейцы, как правило, сразу покупали собственное жилье, они в большинстве своем приезжали с серьезными деньгами, частично впрочем, замороженными на год.
Деньги - вообще в моем понимании, дополнительная степень свободы. Так сказать, увеличенная, пропорционально количеству дензнаков, длина поводка. Возможность дотянуться до более вкусных листочков и до большего количества самочек. И до чужих или безхозных мисок. Возможность убежать от агрессивных соплеменников, обладающих более короткой цепью. И иметь дополнительное время, пока тебя издалека будут за твой ремешок подтягивать.
А в молодости я считал деньги только ресурсом. Как топливо. Ну, например, бензин. Мало его у тебя - ездишь только на дачу и по округе. Много - можешь поехать на море. Причем не один. И не раз в жизни. Нет горючки - сиди на попе ровно и ищи, как ее достать. Ходи пешком.
– Помимо бензина, Александр, надо еще иметь автомобиль. И права.
– Во-во! Я добавлю, и дороги. И определенный уровень здоровья, чтобы выезжать на дороги общего пользования. И навыки. И топор под сиденьем. Но тогда я этого не понимал.
Отвлекся, в-общем, через год, при отсутствии проблем, эмигрант считался условно ассимилированным и получал почти все права гражданина. Кроме права выбирать-голосовать и быть избранным, иметь более 49% акций созданного им же или иного предприятия, ну и еще чего-то не самого существенного для безбедной честной жизни. Гетто и прочие компактные поселения по национальному признаку преследовались и разгонялись. Никаких чайнатаунов. Преподавание и все делопроизводство велись только на великом и могучем. Национальные языки преподавались факультативно, но зачастую родители предпочитали изучение их перегруженными занятиями детьми китайского, а не татарского или немецкого. Тем более, что хорошие синхронные переводчики стали стоить копейки. Детишки забавлялись -выберут режим синхрона с русского на русский (потом эту опцию повсюду убрали), поставят голос взрослого мужика и разыгрывают друг друга или пугают окружающих. А то, бывает, болтают друг с другом на каком-нибудь корейском, а ты, пока не подключишь свою балалайку, и не поймешь, о чем.
Несмотря на декларируемую повсеместно заботу о народах, населяющих необъятную, коммерционализация коснулась всех отношений. И, прежде всего, личных. Быть отсталым стало как-то неприлично. Престиж образования вырос неимоверно. Ленивые умники становились миллионерами на почве рационализации и изобретательства во всех сферах общественной жизни. Придумал хитрые стельки - ты в шоколаде. Нашел способ сократить издержки в разведении ракообразных - тебе процент с дополнительно полученной прибыли по всей стране.
А ленивые балбесы оставались лузерами, составить которым пару по жизни считалось верхом глупости. Выбиться в люди им было почти невозможно. Говорили, что после 25, при отсутствии положительной динамики личностного роста, их вроде как негласно лишали возможности иметь детей. В обмен на продуктовые талоны. Но трудиться они все равно были обязаны, тунеядство вновь стало уголовно наказуемым. Работали они, как правило, в мобильной торговле. Курьерами, логистиками, упаковщиками. Однажды мы с ребятами заказали пироги и напитки. Заказ привез мужик, который до этого пятнадцать лет проработал охранником, два через два терзая мобильник. А в войну, весь такой камуфлированный, распределял гуманитарку.
– Фашизм какой-то! Евгеника!.
– Э-э! Вот тут, пожалуйста, герр майор, поосторожнее. Я готов поспорить. Подмена понятий. У нас уже было такое, что одни фашисты с другими фашистами воевали. В конце десятых. Друг друга фашистами клеймили, чтобы противник погрязнее выглядел, приелось слово в итоге.... Потеряло сакральный смысл.
Подмена понятий, это ведь, если вдуматься, элемент информационной войны. Знаешь кто такой Бетховен?
– Композитор. Или очередной позывной?