Сириус. История любви и разлада
Шрифт:
Плакси одной рукой ухватила его за нижнюю челюсть и нажала назад и вниз. Клыки цвета слоновой кости мягко сомкнулись на ее запястье. Девушка и собака игриво возились, пока Плакси, утомившись, не отстранилась и, вытирая руку о подол, не выдохнула:
— Старый слюнтяй!
Они помолчали, лежа на траве.
Плакси вдруг спросила:
— Тебе хорошо с Виванви, да?
Пес расслышал легкое напряжение в ее голосе и, выдержав паузу, ответил:
— Она милая. Хоть и тупа как пробка, но в ней есть зачатки души.
Плакси, выдернув травинку, пожевала ее, уставившись на далекий Риног.
— У меня тоже есть любовник, —
После долгого молчания Сириус спросил:
— Оно обо мне знает?
— Нет.
— Для нас с тобой это что-то меняет?
Она ответила сразу:
— Меня это не изменило. Ио, может быть, я не достаточно привязана к нему. Я ужасно люблю в нем человеческого самца — так ты, наверно, любишь в Виванви — собачью самку. И как друга я его тоже люблю. Не знаю, достаточно ли этого для женитьбы. А чтобы иметь детей, придется выходить замуж — детям нужен постоянный отец. Они должны видеть единство родителей.
Новая долгая пауза. Плакси искоса взглянула на Сириуса. 'Гот смотрел на нее, склонив голову к плечу, наморщив брови, как озадаченный терьер.
— Ну что ж, — заговорил он наконец. — Выходи замуж и заведи свой выводок, если иначе нельзя. Конечно, тебе это нужно. Но вот это гораздо серьезнее, чем с суками. О, Плакси, ио сути мы с тобой в вечном браке. Он не разрушит этого? Он это примет?
Плакси, нервно выдергивая стебельки, ответила:
— Знаю. Знаю, что мы с тобой — что-то вроде супругов по духу. По если из-за этого я не смогу всей душой полюбить мужчину, пожелать его как мужа и отца моих детей — о, тогда я ненавижу узы, которые меня к тебе привязывают!
Сирус не успел ответить. Взглянув ему прямо в глаза.
Плакси возразила самой себе.
— Нет, неправда. Я не сумею возненавидеть эти узы. Но… Господи, как мы запутались!
В глазах у нее стояли слезы. Сириус потянулся к ее руке, но передумал и сказал только:
— Если я погубил твою жизнь — лучше бы Томас меня вообще не создавал.
Она, обняв его за плечи, сказала.
— Не будь тебя, такого, как ты есть, не было бы и меня такой, и не было бы сложных и прекрасных «нас» И, пусть иногда я тебя ненавижу, но люблю гораздо больше — всегда Даже когда я тебя ненавижу, все равно знаю (и лучшее во мне сознает это с радостью) что я — не просто Плакси, а человеческая половина Плакси-Сириуса.
Он быстро отозвался:
— Но чтобы быть собой настоящей, ты должна жить полной человеческой жизнью. Да-да, я понимаю. Будучи человеком, к тому же девушкой, в английском буржуазном обществе, ты просто не можешь обойтись любовником и незаконным выводком. Тебе необходим муж.
Про себя он добавил:
— А мне, пожалуй, иногда необходимо убивать тебе подобных.
Воспоминание об убийстве Твейтса накатило на него внезапно и показалось особенно мерзким на фоне этой счастливой сцены. Словно он, гоняясь по пустошам в ясную погоду, внезапно провалился в трясину. И только Плакси могла его вытащить. Что-то словно толкнуло его, и Сириус рассказал девушке все.
Глава 13
Последствия войны
К осени 1940-ого года Сириус вполне обустроился в Каер Блай, замышлял большие работы с пастбищами, породами овец и пахотными землями, а среди соседей стал известен как «Пагов человеко-пес». Никто из них не мог вполне оценить умственные способности Сириуса. Сказать по правде, Паг всем заморочил головы. Все знали, что человеко-пес чудо как ловок с овцами, причем распоряжается ими согласно последнему слову науки. Но приписывали эти чудеса не столько разуму, сколько некому сверхинстинкту, который ученые таинственным образом внедрили в собаку. Еще соседи знали, что пес неплохо понимает человеческую речь, да и сам выговаривает слова — если кто сумеет разобрать его странный выговор. Он немного выучился валлийскому, но этим языком владел на самом примитивном уровне, так что местные жители, не говорившие на других языках, не догадывались о его лингвистических дарованиях.
И все же, если бы не война, газеты бы наверняка добрались до Сириуса, и шум бы поднялся больше, чем с прославившимся незадолго до того говорящим мангустом.
Сириус приобрел поклонников среди окрестных фермеров и сельских жителей, но кое-кто упорно относился к нему с подозрением. Самые благочестивые прихожане твердили, что истинный хозяин этого пса не Паг, а Сатана, и что Паг продал душу дьяволу в обмен на хорошего работника. Другие, сексуально озабоченные, заметив любовь между человеко-псом и младшей дочкой ученого, шептались, что душу-то продал Томас — за славу в ученом мире — и что Сатана, воплотившись в собачьем теле, позволяет себе противоестественные удовольствия с его дочерью. А та, добавляли они, при всем своем очаровании, не иначе как ведьма. Каждому видно, что в ней есть что-то чудное, нечеловеческое. Среди деревенских патриотов ходили сплетни иного сорта. Эти объявляли Томаса нацистским агентом, который сделал из собаки идеального лазутчика. И не удивительно, что пес обосновался по соседству с расположением артиллеристской части.
Благоразумные люди, а таких было большинство, этих слухов всерьез не принимали. Пага любили, любили и Сириуса, поскольку с овцами тот был настоящим гением и охотно помогал советом по этой части. Томас, хоть и англичанин, тоже добился признания у местных, а его дочка, несмотря на «новомодные причуды», была девушкой привлекательной. Только военные невзгоды, затянувшись, заставили простых людей искать козла отпущения, и тогда общественное мнение стало меняться к худшему.
Когда начались бомбежки Лондона, Элизабет получила от Джеффри длинное письмо с описанием жизни в его приходе. Кузен просил ее принять несколько детей- беженцев и устроить еще кое-кого в хорошие дома по соседству. Джеффри принадлежал к людям, которые не полагаются на правительственные организации, и старался сам устроить своих подопечных.
Его рассказ о разрушениях, подвигах, сумятице, черствости и доброте людей произвел на Сириуса глубокое впечатление. Пес живо вспомнил запахи дома Джеффри, его бедной церкви и тесных жилищ прихожан. Обонятельные образы рисовали ему людей, сражающихся с тяжелыми обстоятельствами и собственными слабостями. Многих, названных Джеффри в числе погибших, пес помнил — помнил и многих детей, которым нужен был дом. Его охватил великодушный порыв: навьючить на себя пакеты первой помощи и мчаться в Лондон. Но это было бы глупостью. В Лондоне пес бы только путался под ногами.