Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея
Шрифт:
– Телеграмма, мэм! Наверняка из Франции, от вашей дочки!
Взгляд девушки, на мгновение остановившийся на фотографии Элизабет и Ричарда Джонсона, снятых в день помолвки, мечтательно затуманился. Каждое утро Норма перышком смахивала пыль с самого фото и с его золоченой рамки.
– Спасибо, Норма, можете идти.
– Слушаюсь, мэм!
Пальцы Мейбл поглаживали бежевый прямоугольный конверт с надписями и красными чернильными печатями. Увидев, что гостья несколько озадачена, она тихо сказала:
– Норма знает, с каким нетерпением я жду Элизабет. Когда мы вдвоем, я иногда сама заговариваю с ней об
– Когда не фамильярничает с хозяйкой… Но это, дорогая, только мое мнение. В присутствии этой девицы мне… дискомфортно. Потусторонние вибрации, вы понимаете. Возможно даже, что ваша прислуга стоит за всеми странными феноменами, присутствие которых я ощущаю каждый раз, приходя в этот дом. Мейбл, вы меня слушаете?
Та рассеянно кивнула. Она как раз разворачивала телеграмму, досадуя, что приходится читать ее в присутствии Скарлетт. Но радость и удивление взяли верх над осмотрительностью.
– Боже, какая радость! Они отплывают на пароходе «Гасконь» [8] из Гавра 27 числа, то есть в следующий вторник. И, оказывается, уже успели пожениться. В прошлую субботу, в мэрии. Венчание состоится уже тут, в Нью-Йорке.
Мейбл еще раз перечитала короткие фразы, разделенные многоточиями, вздохнула.
– Но зачем было вот так, на скорую руку, жениться? И в Париже… Не об этом я мечтала! – посетовала она. – Теперь Лисбет приедет с мужем, а я ничего не поменяла в ее спальне, не считая штор и пары других мелочей. Меблировка, декор – все это не подойдет для супружеской пары. Хотя они наверняка захотят жить где-то в другом месте. Эдвард расстроится не меньше, чем я. Мы ведь надеялись, что какое-то время сможем побыть со своей любимой девочкой!
8
Судно с таким названием существовало в действительности. Начиная с 1886 г. курсировало по маршруту Гавр – Нью-Йорк. (Примеч. автора.)
– Я могу принять молодоженов у себя, Мейбл. Или вашу Бонни с ее фермером, – предложила Скарлетт, жадная до новых впечатлений любого рода.
– Жан вообще-то не фермер. Он сначала работал на семейной мельнице, потом – в замке, чтобы быть поближе к племяннице. Он младший брат Гийома Дюкена, отца Лисбет. Говорят, они очень похожи.
– Как говорят французы, что за m'eli-m'elo [9] ! – воскликнула Скарлетт. – Мейбл, пообещайте, что позовете меня в гости! Хочется со всеми познакомиться.
9
Путаница, ералаш (фр.).
– Обещаю. Лисбет вам понравится. Она настоящая красавица, и у нее особое восприятие мира.
– Дорогая, мне не терпится поскорее увидеть это чудесное создание!
– Думаю, они приедут дней через десять, не раньше, – вздохнула Мейбл, и ее нежное сердце затрепетало от невыразимого счастья.
С наступлением тепла, по просьбе старого Антуана Дюкена, его сын Пьер с женой Ивонн устанавливали во дворе мельницы, под очень старой раскидистой липой, стол.
10
Монтиньяк на реке Шаранта.
Всей семьей они обедали и ужинали за этим столом, к огромной радости мальчишек, Жиля и Лорана. Свою кузину Элизабет мальчики не забыли и часто спрашивали, нет ли от нее новостей. И вот сегодня, когда они после уроков прибежали домой, сидящий в кухне дед показал им письмо.
– Пришло сегодня утром, мои хорошие, но дождемся родителей и потом почитаем. Элизабет пишет из Парижа. А вы накройте пока на стол, у нас гость, и он с дороги!
Старый мельник указал на молодого мужчину в военной форме, стоявшего у очага, в котором над тлеющими угольями стояла большая кастрюля.
– Жюстен, это мои внуки! Жилю десять, Лорану в мае исполнилось восемь.
Мальчики, чуточку робея, кивком поздоровались с гостем, который повернулся к ним. Улыбка у молодого человека была невеселая.
– Мсье, вы – солдат? – осмелился спросить Лоран, зачарованно разглядывая красные штаны, темно-синюю форменную куртку и кожаную портупею.
– Я служу в армии, но, слава Богу, не воюю, – отвечал Жюстен. – На неделю отпустили в увольнительную, и вот решил наведаться в родные края. Шел в Гервиль, дай, думаю, зайду сперва на мельницу, это по дороге!
– И хорошо, что зашел. У нас новостей много. И в замке много чего переменилось, но об этом расскажу потом, – сказал Антуан, многозначительно посмотрев на него.
Жюстен кивнул, хотя слова старого мельника его порядком встревожили. Лоран же с детской непосредственностью заявил своим звонким голоском:
– Элизабет уехала в Париж! Так что мы с Жилем на бал-маскарад не попали.
– Элизабет больше не живет в замке? – удивился Жюстен. – А мне так хотелось с ней повидаться! Если бы я знал, то вообще бы не приехал.
– Что ж, теперь знаешь, – вздохнул старик, провожая взглядом мальчишек.
Один понес на улицу тарелки, другой – булку хлеба и столовые приборы.
– Наверное, вышла замуж и поэтому уехала?
– Нет, Жюстен. Моей крошке Элизабет пришлось сбежать из замка. Это было еще в апреле, и с ней уехали Бонни, мой сын Жан и, конечно, жених, Ричард Джонсон. Свадьбу планировали в июле, но Элизабет больше не могла находиться в одном доме с Ларошем.
– Почему? Он как-то ее притеснял? Никогда не забуду то утро, когда он отстегал ее кнутом!
– Погоди, дети возвращаются!
Жиль и Лоран, смеясь, скакали на одной ножке. Жюстен наблюдал за ними с тяжелым сердцем. Братья были коротко острижены, лица – беззаботные, и оба в серых рубашках, на ногах – сабо. Сам он всех простых радостей детства был лишен.
– А ну, проказники, достаньте-ка воды из колодца! – прикрикнул на внуков Антуан. – Одного ведра хватит, оставите на приступке. И бегом за родителями! Скажете, что письмо принесли и что у нас гость.
– Не хотите говорить при мальчиках, – догадался Жюстен. – Все так плохо?