Сиротка для дракона. Боевой факультет
Шрифт:
Он усмехнулся, пропуская меня на улицу.
Родерика я увидела сразу. Сидел на скамейке недалеко от входа, и светлячок озарял страницы раскрытого учебника. Я успела заметить рисунок с чем-то странным, похожим на изогнутый мешок с выходящими из него гибкими трубками, прежде, чем он захлопнул книгу и поднялся мне навстречу.
— До завтра. — Феликс растворился в темноте.
— Как ты? — Родерик взял мои ладони в свои, и я, смутившись, выдернула руки. Покрасневшая кожа, подушечки сморщились складками —
Родерик с улыбкой покачал головой и привлек меня за талию. Я потянулась ему навстречу, но за спиной хлопнула дверь, и прежде, чем я успела отстранится, послышалось ворчание Холли:
— Мало, видать, я вам работы дала, если сил хватает при всем народе обниматься.
— В самый раз, — ответил за меня Родерик. — Зато у тебя, видно, слишком много работы, что не заходишь.
— Так я и думать про колени забыла! Зачем я вас беспокоить буду!
Она покачала головой, но все же промолчать не смогла:
— А пигалица хороша, на второй день такого парня отхватила!
Родерик рассмеялся.
— Это я ее отхватил. Спокойной ночи, Холли.
— Вам того же желать не буду, — хихикнула она и, тяжело переваливаясь, зашагала прочь.
Я проводила его взглядом, а когда снова обернулась к Родерику, тот протягивал мне на ладони два широкогорлых пузырька с притертыми пробками. На этикетке было написано от руки «защитный» и «восстанавливающий».
— Что это? — спросила я.
— Чтобы ты не стеснялась своих ручек. — Свободной рукой он поймал мою кисть, склонился над ней с поцелуем. Я растерянно ойкнула. — И не прятала их от меня.
Он улыбнулся.
— Вот здесь, — Родерик приподнял баночку с надписью «защитный», — смесь тугоплавких масел и восков. И немного магии — чтобы они сразу не растворились в горячей воде. Они немного защитят кожу от мыла и кипятка. А вот этот, — он указал на вторую баночку, — намажешь на ночь. Там вытяжки из трав, облепиховое масло, прополис… ну и кое-что по мелочи. Ты ведь можешь есть мед? Надо было спросить об этом раньше, но я оказался крепок задним умом. Если от меда ты чешешься или отекаешь…
— Нет, — перебила его я. — Все хорошо. Спасибо.
Слов не было. Просто не было. Снова, как и с артефактами, он позаботился о вещах, о которых я никогда бы не подумала. «Белоручка» среди тех, с кем я росла, считалось оскорблением. И в то же время… я вспомнила руки судомойки: красные, опухшие, с глубокими трещинами. Конечно, за несколько дней мои такими не станут, но достанется им прилично.
— Прежде чем ты откажешься, скажу, что сам сварил притирания. Хороший целитель всегда немного алхимик.
— Спасибо, — повторила я. Осторожно взяла с его ладони баночки — неожиданно увесистые. Призналась: — Не знаю, что сказать. Обо мне
— Тш-ш… — Родерик накрыл пальцами мои губы. — Твои друзья из приюта не могли позаботиться о тебе не потому, что ты им безразлична. Просто они сами были на попечении других людей. Я ничего особенного не сделал, Нори. Когда человек нравится, о нем хочется позаботиться, а когда это нетрудно сделать, забота ни к чему не обязывает. Разве что… — Он улыбнулся. — От поцелуя я не откажусь.
Я зарделась. Потянувшись на цыпочках, ткнулась губами в его губы и замерла так, не зная, что делать дальше. Родерик подхватил меня под бедра, поддерживая, вторая рука скользнула мне в волосы. Мягко захватил мою нижнюю губу, провел языком. Сердце заколотилось как ненормальное, ухнуло куда-то в низ живота, разливаясь теплом. Я прильнула к Родерику, старательно повторяя его движения, а потом мне стало все равно, что он подумает о моем умении целоваться. К запаху горьких трав, уже такому знакомому, примешивался пряный аромат прополиса и еще какой-то незнакомый сладкий запах, упругий шелк волос скользил под моими пальцами, мягкие и теплые губы ласкали мои, сбивая дыхание, срывая едва слышный стон.
Родерик отстранился, заглядывая мне в глаза. Светлячок давно погас, и в темноте сада я могла лишь угадывать черты Родерика и выражение его лица.
Он легонько коснулся губами кончика моего носа, разжал объятья.
— Ты устала?
Я молча смотрела на него, не понимая, о чем он.
— Нори. — Его пальцы снова перебрали мои волосы, и я потянулась навстречу его руке, прикрывая глаза. — Я бы не отпускал тебя до утра. — Горячий шепот словно прошелся бархатом по коже. — И утром не отпустил бы тоже. Только…
Он отступил на шаг. Зажегся светлячок, заставив меня зажмуриться, и Родерик спросил:
— Насколько ты устала? Я могу проводить тебя в общежитие…
Только от наших желаний мало что зависит. Сердце снова ухнуло вниз, в этот раз от разочарования превратившись в ледяной комок, а он продолжал:
— …если совсем ноги не несут. Или можем посидеть на лавочке, пока не похолодало. Или… — Он улыбнулся неожиданно лукаво. — Я обещал научить тебя танцевать и не хотел бы разбрасываться обещаниями.
34
Еще несколько минут назад я бы сказала, что безумно устала. Сейчас, кажется, за спиной выросли крылья. Но…
— Разве за несколько дней можно научиться танцевать? Так, чтобы не вызывать насмешек?
— Научиться — нет, — сказал он, и я сникла. — Чтобы двигаться в танце так же легко и естественно, как дышишь, надо начинать с детства. Меня стали дрессировать примерно вот с таких. — Родерик склонился, проведя ладонью чуть выше колен.
— Дрессировать? — переспросила я.