Сиротка для дракона. Боевой факультет
Шрифт:
— Не ты же придумал этакую глупость, — пожала я плечами.
В самом деле, он меня не обидел. Правила выглядели дурацкими, но запомнить их нетрудно.
— Кавалер подходит к даме, которую собирается пригласить… Впрочем, нет, — оборвал он сам себя. — Об этом не пишут в пособиях по этикету, но начинается все с переглядываний. Вы встречаетесь взглядами. Если дама согласна, она прикладывает открытый веер к правой щеке. Открытый веер, приложенный к левой щеке, означает «Нет». Такой отказ без слов избавляет обоих от неловкости.
—
Родерик на миг растерялся, а у меня внутри что-то сжалось. Веер! Да твари с ним, с веером, у меня ведь и платья-то нет!
— Знаешь, я передумала. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал легкомысленно. — Наверное, не стоит злоупотреблять твоим временем. Говорят, можно и медведя научить танцевать, но… — Я пожала плечами и улыбнулась, хотя хотелось плакать. — Но стоит ли оно того? Давай лучше просто погуляем, а на посвящение я не пойду. Не отчислят же меня за это?
— Тебе нечего надеть? — прямо спросил Родерик.
— Да, — не стала скрывать я.
В конце концов, незачем притворяться не той, кто я есть. У девочки из приюта нет бальных платьев, да и вееров тоже нет.
— Не сказал бы, что это большая беда. Военные должны быть на балу в парадном мундире, а ты все же боевик. И неизвестно, кому на самом деле будет неуютнее: тебе в мундире или разряженным барышням рядом с девушкой в мундире.
— Да ладно, — невесело усмехнулась я. — По-моему, все тебе понятно.
Он покачал головой.
— Нет. Мне непонятно, почему девушка, не испугавшаяся дать отпор со сломанной ключицей и ударить парня заведомо крупнее и сильнее себя, боится косых взглядов и шепотков разряженных кур. Надо обладать куриным умом, чтобы смеяться над скудным гардеробом человека, который учится по императорскому гранту.
Он помолчал, внимательно на меня глядя. Я тоже молчала, раздираемая противоречивыми чувствами. Знать, что он считает меня смелой — пусть и не сказал это напрямую, — было приятно. Представлять себя в мундире — пусть даже парадном, со слов Алека, нам должны были выдать их в ближайшие дни — посреди барышень в шелках и драгоценностях — стыдно и, что уж греха таить, страшно. А еще я прекрасно понимала, что Родерик пытается взять меня на слабо, и не хотела поддаваться. В конце концов, не ему стоять под огнем косых взглядов и слушать шепотки за спиной на посвящении.
С другой стороны, если мне не понравится, как на меня смотрят, сбежать с праздника я всегда смогу. А если не пойду — сколько ни уговаривай себя, дескать, не больно-то и хотелось, на самом деле я все равно буду жалеть. И завидовать тем, кто туда пойдет.
— Что ж, хочешь быть трусихой — кто я такой, чтобы тебя уговаривать? — пожал плечами Родерик. — Пойдем, провожу тебя в общежитие.
— Нет! — воскликнула я прежде разума. Вот как у него это вышло — я же прекрасно понимала, что он меня провоцирует, и все равно
А может быть, мне просто не хотелось идти в общежитие, неловко молчать и думать о том, что я происхождением не вышла. И Оливия, и Родерик говорили о моем возможном будущем дворянстве как о деле решенном. Всего-то надо — дотянуть до диплома, попутно изучив множество совершенно неочевидных вещей.
Всего-то…
Родерик улыбнулся.
— Я тоже так думаю. Пусть позеленеют от зависти: ты-то сможешь показать ножки, не нарушая приличий, а в юбках этот номер не пройдет. А ножки у тебя потрясающие.
— Льстец, — рассмеялась я, краснея.
— Разве что совсем немного. — Он снова посерьезнел. — Значит, за неимением веера: скромно опущенные ресницы в ответ на его взгляд будут означать «да», если ты отвернешься — «нет». Только спиной не поворачивайся, это будет грубо.
Я кивнула.
— Итак, ты дала ему знать, что не против. Кавалер подходит… — Родерик улыбнулся, глядя мне в глаза, и от этого взгляда и этой улыбки у меня перехватило дыхание. — Вы так прекрасны сегодня, что любоваться вами — одно удовольствие. Подарите мне радость любоваться вами в вальсе.
И поклонился.
Я сглотнула, на миг ощутив себя огородным пугалом. Немым огородным пугалом.
— С удовольствием. — Голос не слушался, и я выговорила это шепотом.
И вроде бы понимала прекрасно, что его слова — лишь дань галантности, но до чего же хотелось им поверить!
— Все правильно, — снова улыбнулся Родерик, протягивая мне руку. Я потянулась навстречу, и он быстро поправил: — Левую.
Когда я вложила свою ладонь в его, она дрожала. Сама не знаю, чего я так разволновалась.
— Но некоторые кавалеры не понимают намеков, — продолжал Родерик, легонько поглаживая мои пальцы. — Если он тебе очень неприятен, ты можешь отказаться, но тогда этот танец придется пропустить.
— Получается, на самом деле я не могу отказаться? — нахмурилась я.
— Можешь. Если хочешь отдохнуть, если уже обещала этот танец другому или если вы уже протанцевали три танца за вечер.
— Но разве в таком случае он меня пригласит?
Родерик покачал головой, глядя на меня точно на ребенка. Наверное, я и в самом деле задаю глупые вопросы.
— Вечер долгий, он может увлечься и сбиться со счета. Или может сделать это намеренно. Не все барышни нежны и невинны. Не все кавалеры галантны. В любую игру можно играть ради удовольствия — своего и партнера — или ради победы, собирая трофеи.
— А ради чего играешь ты? — сорвалось у меня с языка.
— Ты — не трофей, Нори, — сказал он, спокойно и серьезно глядя мне в глаза. Я замерла на миг, думая, что он меня сейчас поцелует, но Родерик склонился к моей руке — и от касания его губ словно искра пробежала до самого сердца.