Сиверсия
Шрифт:
– 017-й, мы закончили! Сейчас фуру цепляем! Оттащим на обочину! Перекрой пятачок!
Он обернулся к спасателям. Орлов, Гордеев, Лисицын ждали только его команды. Все трое основательно продрогли. Местность была открытая, ледяной ветер пробирал до костей. Хабаров зябко передернул плечами, поискал взглядом по цилиндрическому пластиковому телу переходного моста Лаврикова и Скворцова.
– Женя, что там у вас? Только вас ждем.
Тут же из рации донесся искаженный помехами голос Лаврикова:
«Основной
– Понял. Убираем фуру. Оставайтесь на связи.
Орлов аккуратно отбуксировал фуру на стоянку за постом ДПС, ювелирно притер между занесенной снегом «Волгой» и груженым лесом КамАЗом. Явно довольный собой, он по-свойски хлопнул по плечу водителя МАЗа:
– Не дрейфь, пехота! К пенсии будешь и ты виртуозом!
Едва они освободились, поступил новый вызов.
«Мужчина тридцати четырех лет упал с двухъярусной кровати. Складной конструкцией повреждена нога, – монотонно говорила диспетчер. – Это рядом с вами. Девятиэтажка на 2-й улице Строителей…»
– Я – «Четвертая». Вас понял! – отозвался Хабаров. – Сева, на светофоре направо.
Пострадавший изо всех сил старался сохранить самообладание.
– Картинку вешать полез, – объяснял он копошившимся рядом спасателям. – Сынишка уже неделю напоминает: повесь, повесь… Вот…
Он поморщился, отвернулся, не желая видеть, как спасатели будут резать металлический штырь, на две трети ушедший в бедренную мышцу.
– Я наверх залез, вся эта конструкция подо мною и поехала. Я, естественно, вниз. Руками держусь. Обе стойки подогнулись, как циркуль. Вылезти хотел, а ногу, смотрю, не пускает. Мне ж не видно из-за матраца, что там. А жена входит и – в крик… – он перевел дух. – Что-то голова у меня кружится…
Хабаров дал ему вату, смоченную нашатырным спиртом.
– Вдохните глубже. Запах чувствуете?
Мужчина мотнул головой.
– Нюхайте, нюхайте! Волноваться не надо. Крови вы немного потеряли. Через неделю и не вспомните о своем приключении. Сейчас в больничку поедем. Женя, что копаемся?
Как только Лавриков срезал злополучный крепежный штырь и отделил вертикальную стойку конструкции детской кроватки от ноги пострадавшего, Хабаров с Лисицыным осторожно вытащили мужчину из-под обломков и уложили на носилки.
– Скорую ждать не будем. Олег, бинтуй потуже.
В приемном покое осматривавший вновь поступившего пациента дежурный хирург хмуро заметил:
– Молодцы, что штырь трогать не стали. Все же учат вас чему-то. Не все безголовые…
По дороге в отряд Сева Гордеев спросил сидевшего рядом Хабарова:
– Сань, а почему док про штырь сказал?
– Просто такие штучки, Сева, всегда имеют острые рваные края, – встрял Лавриков, сидевший в салоне «Рафика» у открытого в кабину окошка. – Там вена рядом была. Так этот штырь ее бы как ножом…
Хабаров обернулся, устало глянул на Лаврикова, потом на ребят. Все сидели притихшие, чуть осовевшие от щедрого тепла. Они устали.
Микроавтобус мягко притормозил у служебного корпуса.
– Держу пари, поспать не удастся, – зевнул Олег Скворцов.
– Особенно противно, когда вызов под самое утро. Самый сон… – сказал Володя Орлов.
– Пошустрей шагайте-то! Холодно! – поторопил их шедший следом Лисицын.
– Игорек, ты же говорил, что тебя, как медведя белого, мороз не берет! – схохмили позвонки.
– Это почему же?
– Имеющиеся у вас жировые запасы столь велики и их роль столь значительна… – очень серьезно начал Лавриков.
– Только слово еще, обормоты! – пророкотал Лисицын.
Пока Хабаров в диспетчерской писал установленной формы отчет о выездах, ребята успели наскоро перекусить и, удобно устроившись на лежаках, уснуть. В уютном тепле после стольких часов на морозе сон шел быстро. Когда вернулся Хабаров, не спал только Лавриков.
– Чай будешь? – едва завидев Хабарова, предложил он.
– Давай.
Хабаров бросил куртку на свободный стул, сел напротив.
– Итак… – внимательно и спокойно он смотрел в глаза Лаврикову.
Тот смутился. Не так ему представлялось начало этого разговора, мысленно проигранного десятки раз.
– Знаешь, в глупых фильмах видел не раз, как друг уводит девушку у друга. Думал, не про меня, – наконец, сказал Лавриков.
Глаза Хабарова блеснули холодно и недобро. Но это было лишь короткое мгновение. Он тут же овладел собой, потянулся к чаю, не торопясь сделал пару больших глотков и аккуратно поставил чашку на маленькое с васильковыми цветами блюдечко. По его лицу ничего не читалось.
– Саня, что ты молчишь?
– У тебя фильм с субтитрами.
Служебный «Рафик», развозивший спасателей по домам после дежурства, едва не увяз в тесном, заваленном снегом дворике.
– Саня, в следующий раз на проспект выходи. Во двор не поеду. У вас не чистят совсем. А то засядем всей честной компанией до масленицы.
Хабаров наскоро попрощался и по узенькой тропинке, протоптанной ранними прохожими, напрямик, через детскую площадку, пошел к подьезду.
После щедрого утреннего морозца спертый, вонючий воздух подъезда неприятно вполз в ноздри. Лифт не работал. Из шахты был слышен неуверенный металлический скрежет и добротный уверенный мат.