Сиверсия
Шрифт:
– … с ним! На том свете отдохнем!
Сырой спертый воздух неприятным привкусом плесени оседал в ноздрях. Кирпичная крошка фальцетом скрипела под ногами. Вороватый свет фонариков клоками выхватывал из темноты рыжие кирпичные стены и сводчатый потолок. Проход был узким, чуть больше метра, высотой со средний человеческий рост. По левой его стене толстой змеей тянулись трубы и кабели подземных коммуникаций, выступая сантиметров на сорок. Так что свободного
Идти приходилось чуть пригнувшись, то и дело избегая кирпичных выступов свода, где давным-давно, может быть, во времена масштабных ремонтных работ после войны крепились электрические светильники. Теперь от них остались ржавые крючья да обрывки провода.
Временами темная подземная галерея пересекалась еще с одной такой же, а иногда и с двумя, уходящими вилками в подземную черноту. Тогда они останавливались, Хабаров доставал карту, по которой в дрожащем свете фонариков сверяли маршрут.
– Мужики, не могу больше! Настал мой предел. Давайте пару минут передохнем! – взмолился Володя Орлов.
Тяжело дыша, он опустился на корточки, боком привалился к стене и замер, закрыв глаза.
– Еще чуть-чуть и, клянусь предстоящей зарплатой, нас самих спасать придется, – попытался шутить Сева Гордеев.
– Не каркай!
Они, будто по команде, опустились на землю. Тяжелое дыхание людей осипшим эхом отдавалось в мрачной тишине.
– Сначала решетка, потом кладка…
– За кладкой еще кладка. Пока это все разломаешь… – сказал Скворцов, смахивая пот со лба.
– Да-а… Хорошо, что наш народ все еще ворует. Если бы цемент не утащили, копаться бы нам в десятке метров от входа! – сказал Лавриков. – Саня, далеко еще?
Хабаров ответил не сразу. Он сосредоточенно изучал разложенную на коленях карту – тот самый план подземных коммуникаций, что на рассвете тридцать первого декабря Сомов позаимствовал у Морозова.
– Странно… – самому себе сказал он и повторил: – Странно… Судя по ориентирам и пройденному расстоянию, завод метрах в ста. Не больше. Вы чувствуете?
Хабаров обвел всех вопросительным взглядом.
– Что?
Он несколько раз шумно втянул носом воздух.
– Запаха дыма нет.
Спасатели подозрительно принюхались.
– Точно! – первым откликнулся Орлов.
Все настороженно переглянулись.
– Погодите, погодите, ребята! Это нормально. Мы метров на восемнадцать ниже пожара. Были же случаи, что люди от пожара прятались в подвале дома и выживали. Дым наверх идет, – попытался объяснить Лавриков.
– Может, впереди завод капитально замуровал галерею, – предположил Гордеев.
– Может, – кивнул Хабаров. – Только я не припомню, чтобы дым не нашел себе дырочку. Мы или ушли с маршрута, что маловероятно, или мне совсем не понятна эта чертовщина. Потому каждого прошу быть предельно внимательным.
– С маршрута мы не ушли. Отвечаю. Я по таким норам ходил. Опыт имеется! – сказал Гордеев.
– Сдается мне, что впереди нас ждут бо-о-ольшие сюрпризы, по сравнению с которыми пресловутый «черный диггер» покажется бабушкиной сказкой! – недовольно сказал Орлов.
– Володя, с чего ты взял?
– Х… его знает! Предчувствие.
– И тебя с Новым Годом! – сказал Лавриков.
Хабаров тяжело поднялся, размял нывшую спину, сказал:
– Если мы хотим попасть за праздничный стол, отрываем от земли свои задницы, пока не примерзли, и почапали!
Друг за другом, держась на расстоянии вытянутой руки, спасатели зашагали дальше, в настороженную черноту подземелья.
– Никита, пойми, не мог я оставить людей сгореть заживо! – в очередной раз повторил Брюс Вонг.
Осадчий брезгливо поморщился и с деланным сочувствием произнес:
– У тебя, Брюс, мерзкий дар создавать проблемы. Тебя оправдывает лишь то, что эта страна создана для проблем.
– Ага! Еще для кариеса, «критических» дней и перхоти! – хохотнул Емельянов – лысый крепыш, уголовник, приставленный к Осадчему недавно коронованным вором в законе Костиком Одесситом.
– Не терплю тупых дополнений. Тебя не учили, что мерзко меня дополнять?!
– Прости, босс! От глупости брякнул.
Никита Осадчий обвел всех пристальным взглядом, совершенно не оставляющим сомнений в том, что непонятливым сейчас объяснят дополнительно, тщательно и популярно. Под взглядом Осадчего Брюс Вонг сполз на пол, встал на колени и, обхватив голову руками, заплакал.
Наступившая пауза давила.
Осадчий ладонью прикрыл глаза, словно свет в кабинете подземелья, спрятанного на глубине восемнадцати метров, сделался вдруг нестерпимо ярким.
– Устал я от тебя, Брюс… – едва слышно произнес он. – Одиннадцатый год ты в кредит живешь. Зря я тебя за тот трюк с таможней не шлепнул. Одессит за тебя вступился, а мне с ворами ссориться не было резона. Все на Сибирцева списали…
– Никита, не мог я…
– Попробую поверить. Ты не мог. А тупого исполнителя Андрюху Сибирцева со всей его семьей отдать шакалам мог? А бабу из Раменской прокуратуры, что под тебя копала, мог в порту на арматуру насадить? Ты даже женушку свою, что за тебя перед Одесситом просила, забил до смерти только за то, что тебе показалось, что рога новые режутся! Что смотришь? Я – не следователь. В напавших на твою жену у дома хулиганов не верю. Я верю материалам твоего досье, с фотодокументами, что собирал на тебя.