Сиятельный
Шрифт:
И все же я мог бы невзначай перекинуться с ней парой слов. Даже нашел бы повод для этого, вот только охочие до сенсаций газетчики клюнули на мнимое возвращение Прокруста и задвинули статью о музе-убийце в раздел криминальной хроники.
Проклятье!
Настроение враз испортилось, я взглянул на хронометр и спросил:
– Альберт, ты идешь?
– А? Нет! Еще три забега! – отозвался мой излишне азартный приятель, перебирая билеты с оставшимися ставками.
– Мне пора. Увидимся.
– До встречи! – отмахнулся поэт и приложился к фляжке с кальвадосом,
– Слышу, – ответил я и принялся осторожно спускаться по скользким ступеням на нижний ярус. Нога болеть меньше не стала, и любой неосторожный шаг грозил закончиться падением, столь же нелепым, сколь и болезненным.
Но обошлось. Даже равновесия ни разу не потерял.
А потом, уже выйдя на площадь перед ипподромом, я вдруг почувствовал неладное, недоуменно обернулся и опешил от неожиданности, лицом к лицу столкнувшись с Елизаветой-Марией.
Моей Елизаветой-Марией, суккубом!
Меня аж передернуло от возмущения, но скандала я устраивать не стал.
– Какого черта ты здесь делаешь? – лишь тихонько прошептал я, когда девушка нагнала меня и взяла под руку.
– Ты не пришел ночевать, – напомнила Елизавета-Мария, – и я начала волноваться.
– Как ты меня нашла?
– Мы с тобой связаны, не забывай об этом.
– Не делай так больше! – приказал я.
– Леопольд, – недобро прищурилась девушка. – Все зависит только от тебя. – И, без какого-либо перехода вновь став милой и заботливой, проворковала: – Едем домой, дорогой?
Я покачал головой:
– У меня дела.
– Могу я пойти с тобой?
– Нет, – отрезал я и нехотя объяснил свое решение: – Твое присутствие будет неуместно.
– Очередные покойники?
– Не мои, – ответил я, слегка покривив душой.
– От тебя по-прежнему пахнет смертью, Лео, – понизила голос Елизавета-Мария. – Смертью и страхом.
– Хватит!
Но суккуба не так легко было отшить.
– Правда глаза колет? – улыбнулась она. – Знаешь, дорогой, а я ведь заблуждалась на твой счет. Я полагала, будто некая болезненная стеснительность мешает тебе открыться в своих чувствах той дылде-сиятельной. Но нет, ты просто не способен на это. Ты до смерти боишься оказаться отвергнутым! У тебя столько страхов…
– Вы все сговорились, что ли?! – не выдержал я, но сразу взял себя в руки и подозвал извозчика. – Отвезешь госпожу домой! – приказал ему, усадив Елизавету-Марию в коляску, и передал мятую пятерку. – Поговорим позже.
– Как скажешь, дорогой, – холодно ответила та.
Я ее недовольный тон проигнорировал и отправился на поиски свободного экипажа. Пора было ехать на подъем броневика…
На мост Эйлера в итоге я приехал загодя. Купил у лоточника засахаренных орешков, грыз их и слонялся по набережной, глядя в мутную воду реки.
Небо к вечеру так и не прояснилось, напротив – город затянуло серой хмарью, и потому сначала я заметил клубы черного дыма, вырывавшиеся из трубы буксира, и только потом из стелившегося
Предположив, что на подъем броневика отрядили именно это корыто, я направился к дыре в ограждении моста, которую ради безопасности перетянули прочной веревкой с красными флажками.
Вплотную к пролому подходить не стал и перегнулся через перила в паре шагов от него. Нет, страх высоты не входил в число моих многочисленных фобий, но рухнуть вниз из-за внезапного порыва ветра совсем не весело вне зависимости от состояния вашей психики. С такой высоты что вода, что бетон – разницы никакой.
Как я и предполагал, буксир встал на якорь точно напротив дыры в ограждении, и вскоре на его палубу выбрался облаченный в резиновый костюм с жестким круглым шлемом водолаз; тщедушный матросик сноровисто прикрепил к нему шланг и, вращая ворот компрессорной машины, принялся нагнетать воздух. Водолаз выставил вверх большой палец, ухватился за трос паровой лебедки на корме буксира и медленно опустился в воду.
Я огляделся по сторонам, недоумевая, по какой причине задерживаются следователи, и только тогда заметил на площадке каменного дебаркадера с уходящими в воду ступенями Мориса Ле Брена и Бастиана Морана. Они уже спустились к реке и с интересом наблюдали оттуда за действиями команды буксира. Неподалеку стояла полицейская карета, четыре констебля не подпускали газетчиков и случайных зевак.
Предположив, что броневик доставят именно туда, я поспешил к руководству, но давешний детектив-сержант, рыжеусый и желтоглазый, при моем приближении оторвался от бумаг и взмахом руки подозвал к себе. Когда я приблизился, он слез с козел и протянул несколько листов, заполненных ровными строчками печатных букв, смазанных и тусклых из-за использования копирки.
– Экземпляр Банкирского дома Витштейна, – сообщил сыщик и потребовал: – Распишись.
Я поставил закорючку и указал на дебаркадер.
– Могу я…
– Да, проходи, – разрешил детектив-сержант и склонился над планшетом, заранее заполняя шапку протокола осмотра броневика.
Свернув листки в трубочку, я спустился на дебаркадер и встал поодаль от высокого начальства, но подслушать, о чем они вели беседу, не получилось. Старший инспектор Моран немедленно обернулся и расплылся в ехидной улыбке:
– Виконт! Вижу немой вопрос в ваших глазах!
Исчезновение из обращения привычного «констебль» резануло по живому, но виду я не подал и лишь беспечно пожал плечами.
– Странно видеть здесь людей из Третьего департамента, да, – подтвердил я, примеряя на себя роль представителя Банкирского дома. А заодно смиряясь с тем, что скорое восстановление на службе становится чем-то донельзя эфемерным. Если не сказать – маловероятным.
– И почему же? – удивился старший инспектор.
– В ограблении не замешаны ни инфернальные создания, ни шпионы. Как по мне – дело ясное.
– Ясное? – вспылил Морис Ле Брен. – Молодой человек изволит говорить о ясности в этом деле?!