Сияй, Бореалис! Армейские байки
Шрифт:
Вот зачем военным стирают память.
Страшно, что эта мысль посещает только перед смертью.
Лирет осмелилась открыть глаза.
Сектанты приближались. Их фигуры двигались прямо на девушку. Казалось, что они были очарованы музыкой. С ними ступали гончие. Только никто из них не знал, что они уже в ловушке.
В ловушке, которая вот-вот взорвется внутри барьера.
Побыть приманкой и сыграть в последний раз — не то будущее, которое себе представляла Лирет. Теперь оно отодвигалось назад отдаляющимся побережьем в океане. Боль раны немного унялась. Девушка замерла, и на это мгновение мелодия ненадолго оборвалась в паузе. Медные волосы развевались на ветру, играя в рассветных лучах солнца алыми нитями. Изо всех сторон
— Мы с тобой совсем одни, Ви-Ви, — тихо прошептала Лирет, роняя слезу на струны.
Она закрыла глаза, вообразив, что сейчас она на той сцене, которая постоянно появлялась в её снах, а сектанты — те самые голодные волки, которые к ней медленно подступали. Девушка покружилась в одиноком танце, как она любила когда-то делать. С нарастанием мелодии растерянные осколки возвращались на место. Подобранные изо всех тёмных уголков, они рисовали знакомые сердцу картины. И тогда рождалось простое желание — желание жить.
Седой бросился вперёд. Он был почти близок. Почти оказался рядом с Лирет, но вдруг столкнулся с невидимой преградой и опрокинулся назад. Парень подобрал себя с земли и упёрся ладонями в плотную невидимую мембрану, которая разделяла его мир и мир Лирет, запертой внутри с музыкой и горсткой сектантов. Седой стал колотить барьер. Несокрушимая стена беспощадно позволяла только наблюдать за медленной гибелью напарницы. Никогда ещё парень не был так задет. Он с остервенением всаживал кулаки в барьер, борясь не то с магией, не то с самим собой. Если эта стена не падёт, то взрыв убьёт всех внутри.
Для Лирет сейчас ничего не существовало, кроме её последней симфоники. В полёте мелодии и эмоций, она сплетала такую музыку, какую, казалось, невозможно услышать из-под других скрипичных струн. Девушка была далеко от того, что её окружало. Где-то в глубине она знала, что смерть уже медленно подставляет своё остриё к её шее, что гончие вперемешку с сектантами уже рядом с ней. Умереть, не ощутив смерти, — прекрасное пожелание.
Скрипка заплакала. Звук стал громче и пронзительней, он разжёг струны и смычок. Что-то взметнулось прямо из сердца скрипки и окутало Лирет, а потом оно накинулось на врага. Гончие, визжа, бросились прочь, но убежать далеко не смогли — барьер не дал.
Седой своими глазами видел, как сама мелодия, обретя вид сияющих нитей, окинула каждого сектанта, проникнув глубоко в голову. Они стали пятиться, изнывая от боли. Каждый припал к земле и, дабы избавиться от мучения, стал биться головой о землю, разбиваясь в кровь. Их мучения быстро закончились. Мелодия оборвалась, и Лирет почувствовала, как исчезает гриф скрипки из рук и как она сама падает вместе с ней на землю.
Не чувствуя рук, Седой не останавливался. Барьер начинал подрагивать, и тогда парень нанёс сокрушительный удар, разбив ловушку. Стена перед ним исчезла. Парень бросился вперёд, перескакивая через трупы. Он живо отыскал ещё живую душу среди них и остановился в нескольких шагах. Затем робко шагнул вперёд, глядя на тяжело дышащую напарницу. Рядом с ней лежала скрипка. Грудь девушки всё ещё беспокойно вздымалась и пока что ещё не остановилась. Седой не мог этого допустить. Точнее не хотел. Парень смотрел на рану Лирет: кровь уже начинала чернеть и покрываться плотными кристаллами. Как же давно он не чувствовал такое до боли стискивающее сердце чувство. Повидав не одну чужую смерть, он вдруг понял, что только одна смерть сможет причинить ему боль. Это ли не доказательство того, что он ещё не погас душой?
— Устроила концерт, а меня не пригласила, — пробормотал Седой. — Неплохо сыграно.
Он смотрел на Лирет сверху вниз, даже не зная, слышит ли она его или нет.
— Но этого мало.
Парень положил футляр на землю и опустился радом с напарницей. Его пальцы коснулись рваной пропитанной кровью ткани, он надорвал её. Лирет, едва ощущая ускользающее
— Уходи отсюда, — зашевелились губы девушки.
Напарник её не слушал и был занят обработкой раны. Он осторожно вытер запекшуюся кровь и стал думать, как вызволить заражённые кристаллы из тела. Седой осознавал, что ему не удастся сделать это мастерски полностью, что у девушки всё равно шанс на выживание останется сомнительным. Парень мог только замедлить процесс заражения. Он стал осторожно вытаскивать из раны кристаллы один за другим. Лирет вскрикнула, выгнув спину. Её дыхание стало часто вырываться из лёгких.
— Терпи, — сказал только Седой.
— Не надо, просто… оставь меня и проваливай! — выдавила из себя девушка.
По ноге снова разлилась боль, которая живо преобразилась в стон. Лирет стиснула зубы из последних сил, которые её стремительно покидали. Урывками она помнила, как напарник долго отчищал рану, мир то погружался в агонию, то отпускал парить в безызвестность. Очень скоро боль замерла, обратившись в лёд. Свозь полуприкрытые глаза Лирет видела, как Седой бережно перевязал её бедро, затем сложил скрипку и смычок в футляр и закинул его за спину. Парень сделал всё что мог, решила девушка. Она не вправе его судить за это. Для него жизнь и обязанности ещё не закончились, и ему пора уходить. Лирет закрыла глаза, чтобы больше не открывать их и не видеть рассветное небо, хотя хотелось бы подольше им полюбоваться. Девушка дала себе медленно утонуть в темноте. Однако погружение не удалось.
Лирет снова почувствовала прикосновение. Нет, даже больше — земля оторвалась от спины. Девушка вяло приоткрыла глаза, увидев напарника так близко, как никогда. Это на его руках она сейчас лежала, и это она сейчас узнавала в его озарённым утренним солнцем лице смутно знакомые очертания. Его сила больше не трогала её или же ослабленное тело попросту уже не чувствовало боли. Седой шагал вперёд, а Лирет старалась не думать, несёт ли он её хоронить или до сих пор пытается спасти. Сознание наполнялось тяжёлой густотой. Девушка пыталась говорить, но с губ срывалось невнятное мычание, которое никак не хотело формироваться в слова.
— Кита… — проговорила Лирет сквозь бред. — Кита…
— Отдыхай, Лирет, — вполголоса сказал Седой.
С этими словами на девушку опустилась слабость, сделавшая веки каменными.
Разделение
К полудню Седой уже достиг Гвальтзарда. Не обращая внимания на пытливые взгляды, которые облепили его изо всех сторон, он, сохраняя холод во взгляде, нёс раненую девушку. Сдерживать свою силу так долго ему едва удавалось, однако в этот раз парень побил свой рекорд. Он держал курс на госпиталь, опасаясь того, что ему и самому понадобится помощь. Кто-то из солдат окликнул его, Седой, пройдя мимо, не удостоил его вниманием. Он хотел самостоятельно с этим справиться: узнай другие, что барьерщица заражена, её тут же сожгут, не церемонясь. Была одна вещь, которая давала надежду на спасение Лирет, и к этой надежде парень стремился прямо сейчас.
Он пнул дверь и бесцеремонно вошёл в смотровой кабинет, напугав своим внезапным появлением расслабившуюся за чаепитием медсестру, и аккуратно положил изувеченную девушку на кушетку. Медсестра оторопело хлопала глазёнками, пока к ней не вернулся дар речи.
— Что произошло? — проблеяла она.
— Нужна помощь, не видите? — без настроения бросил Седой.
Та, будто вспомнив о своей должности, подошла к Лирет и торопливо принялась осматривать перевязанную рану. Седой терпеливо ждал, пока она доберётся до сути, а сам тихонько запер дверь изнутри.