Скалаки
Шрифт:
Молодой Скалак уже успел вкратце рассказать драгуну обо всем, что произошло. Лицо солдата было строго, черные глаза гневно уставились на камердинера, но, увидев молодого князя, он невольно вытянулся, как перед офицером. Выражение строгости и гнева исчезло с его лица.
Микулаш широко раскрыл глаза и вопросительно посмотрел на драгуна: «Неужели это правда?» Когда он схватился с камердинером, тот, видя, что Микулаш его осилит, стал оправдываться, сваливая всю вину на князя, своего господина. Но разъяренному крестьянину было все равно, кто обидчик—князь или слуга. Он хотел только одного: наказать злодея. Кроме того, молодой Пикколомини и не попался
Видя почтительность Уждяна, Микулаш вспомнил, что камердинер упоминал о молодом князе. В первое мгновение он испугался: как это он, крепостной, осмелился поднять руку на князя, на своего милостивого господина.
— Это его светлость, князь Пикколомини,—почтительно сказал Балтазар, обращаясь к Скалаку.—Ему дурно. Помогите поскорей!
Микулаш стоял в нерешительности, опустив голову. Он заметил радость мести, блеснувшую в серых глазах камердинера, который с усмешкой посмотрел на молодого крестьянина.
— Чего стоишь, как баран, ты, бунтовщик! —набросился он на Микулаша.—Живо, помогай!
Но Микулаш упрямо поднял голову; в нем заговорила кровь предков. Не сказав ни слова, он вышел из комнаты.
Старый Скалак сидел в каморке на низком разрисованном сундуке возле постели и гладил своей старческой рукой голову Марии, очнувшейся от обморока. Он накрыл ее всеми перинами, какие только нашлись в каморке, а Иржик укутывал ей ноги старой шалью. Из-под перин было видно только бледное лицо девушки, обрамленное темными распущенными волосами.
— Где Микулаш? —спросила она тихим голосом.
В эту минуту мрачный, озабоченный Микулаш вошел в каморку и печально посмотрел на своих близких.
Молодой князь пришел в себя; с минуту он растерянно осматривался вокруг. Его смутила фигура в белом плаще. Но камердинер радостно сообщил ему, что они спасены, и вкратце рассказал, как все произошло, не забыв упомянуть о своей драке с Микулашем. Пикколомини хотел немедленно уехать.
— Ваша светлость, ночь морозная, а вы, осмелюсь заметить, несколько ослабели.
Камердинеру уже не хотелось ехать ночью. Он надеялся, что под охраной драгуна они здесь спокойно переночуют.
— Поедем домой, этот солдат нас проводит.
— Ваша светлость,—став навытяжку, заговорил Балтазар на ломаном немецком языке.—Я должен к утру доставить в Броумов приказ. Но тут, недалеко от дороги, есть еще один дом, там вы будете в безопасности.
— А где эти?..—воскликнул вдруг Пикколомини, вспомнив о непокорных крестьянах.
— Они тут рядом.
— Немедленно приведите их сюда, а ты доставишь их в замок,—приказал он Балтазару.
— Ваша светлость, я еду с депешей. А эти люди все равно не сбегут до утра.
— Но утром, ваша светлость, этих крестьян надо забрать и отправить в замок,—поспешно сказал камердинер.
Балтазар метнул на него искрометный взгляд, словно желая пронзить его насквозь. Но слуга этого не заметил.
— Поручаю это твоим заботам! —ответил князь. Камердинер пристегнул к поясу князя саблю, закутал его
в большой темный плащ ггпосле этого оделся сам.
Балтазару велели вывести лошадей. Но прежде чем пройти в хлев, он завернул вправо и очутился в тускло освещенной каморке. Скалаки, понурившись, молча сидели у постели. Ир-жик боязливо поглядывал то на деда, то на отца. Услыхав звон шпор, Мария со страхом посмотрела на дверь. В двери мелькнула фигура в белом плаще.
— Не бойтесь, это я, Балтазар.
Пожав руку старому хозяину, драгун с состраданием посмотрел на Марию.
— Узнаешь меня, Марженка? —приветливо спросил он шепотом.—Ну как, лучше тебе?_____
Девушка кивнула головой.
Затем солдат обратился к мужчинам.
— До утра вы должны уйти отсюда. Помощи ждать неоткуда,—сказал он глухим голосом.
— Знаем,—ответил Микулаш.
— Как только мы уедем, собирайтесь.
— Зачем ты приехал сюда, Балтазар?
— Твое счастье, что я проезжал мимо. Чего бы ты добился, если бы прикончил князя? Это ведь не то что убить простого человека. Но помни, этот князек мстительный. Куда думаете направиться?
— Сами еще не знаем.
— Только поскорей! Может быть, еще встретимся. Слышишь, они уже собрались. Сохрани вас бог! —Голос старого драгуна звучал искренно и сердечно. Он всунул в руку Мику-лаша кошелек, в котором было немного серебра. Подойдя к Марии проститься, он отстегнул фляжку с остатками вина и положил ее на постель.—Это для подкрепления. Ну, с богом, всего хорошего!
Мужчины сердечно пожали ему руку; маленького Иржика драгун второпях не заметил. В каморке наступила тоскливая тишина; снаружи послышались шаги, звон шпор и ржание коней. Стоя у окошка, Микулаш наблюдал, как три всадника выехали из ворот и направились по дороге в гору.
Микулаш посмотрел на звездное небо и невольно сжал кулаки. Весь мир опостылел ему. «И как только бог, справедливый бог, допускает все это?»
Его седовласый отец стоял, склонившись над бледной Марией. Но вот ноги старика задрожали; стиснув руки, он опустился на колени, голова его поникла, и в тихой каморке послышался глубокий вздох, подобный болезненному стону.
— Неужели мы должны уйти отсюда… Бросить свой дом… Бросить!..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ТЩЕТНЫЕ ПОИСКИ
Над заснеженными горами зарделось небо. Первый луч света, проникший в приземистый домик «На скале», не разбудил его обитателей, не осветил голову старого хозяина, склонившуюся у окна; луч скользнул к бедной постельке Иржика, но в этот раз ему некого было будить — постель была пуста. Проворная хозяйка Мария не высекала огонь, чтобы затопить печку. «На скале» стояла тишина. Мороз повесил на окна белые кружевные занавески. В избе было холодно. Валялись опрокинутые стулья, стол был сдвинут с обычного места, со скамейки свисал забытый платок, одеял на кровати не было. Хозяева покинули дом, бежали, как сотни других крестьянских семей.
Но что это? На темном земляном полу у печки бурое пятно. Кровь! Здесь сражались. Собака тоже участвовала в сражении. Теперь и она исчезла. Осталось только это пятно — знак ее преданной службы и храбрости. Все ушли в зимнюю ночь, но скорбь изгнанников как бы осталась лежать на всем доме. Печально стало «На скале», тихо.
Только на мгновение была нарушена эта тишина. Рано утром, подобно ищейке, примчался сюда камердинер. Он пригнал с собой крестьян, чтобы они, заменив полицейских, связали своих соседей и отвели их в замок. Камердинер носился по усадьбе — осмотрел все от чердака до погреба, проклинал, ругался, неистовствовал. Но ни он, ни крестьяне никого не нашли. Княжеский слуга придирался к своим помощникам, кричал, что они сговорились с беглецами, допрашивал их, обыскал всю деревню, залезал в полусгоревшие строения, покрытые снегом, но так никого и не нашел. Даже крестьяне, сопровождавшие его, удивлялись исчезновению семьи Скала-ков.