Скандинав
Шрифт:
— Не собрался, — отвечаю. — Мы с тобой руки пожали.
— Угу… — привычно щурится голова.
Вижу, что не понимает Доброжир ровным счетом ничего. Но заинтересовал я его неимоверно. Хотя, попроси голова повторить весь сказанный мной бред — так не повторю ведь.
— А долбленка зачем понадобилась? Дам то я тебе ее дам, но прок от нее тебе какой? Вот этого не пойму.
— Ну как, товар свой вывозить на чем-то же надо, — уверенно отвечаю. — На чем, если не вплавь?
— Губы собрался везти? Откуда на целую долбленку… — вижу, что голова делает усилие, чтобы не договорить и не задать вопрос — откуда у меня столько грибов?
— Может губы, может не губы, там поди разберешь, как дела пойдут и чего мои товарищи приобрести захотят, чем я еще полезен окажусь, — отвечаю уклончиво. — Ты чего собственно интересуешься, голова?
Слышу, как Доброжир громко так сглатывает — ком у головы поперек горла встал от волнения. Ну не может он вразумить, о чем я таком толкую и по пополочкам эту информацию разложить не в состоянии. Я в глазах Доброжира загадками какими-то говорю и ни в какую здравую логику не вписываюсь. То про торг непонятный грибами рассказываю, коих в округе днем с огнем уже не сыскать. То на болоте якобы лихо обустроился и как следует разжился, что априори по разумению головы невозможно. Теперь вот ещё про долблёнку небылицы сочиняю, якобы вывозить с выделенной земельки что-то собрался. И это с болотца то? Доброжир ведь собственными глазами идел, что оттуда разве что болотную вонючую жижу вывести можно…
Вот Доброжир и сомневается, только за голову не хватается. Сам же от интереса лопается — то с какой готовностью я меняю дорогущий меч на полезные, но несравнимые по стоимости вещи, как я лихо грибами разбрасываюсь при дефиците оных, ставят голову в тупик. И этот самый интерес, что у него внутри бурлит, только разжигают из искорки в настоящее пламя. Заставляют все больше Доброжира укрепиться во мнении, что я не мучу воду, а правду говорю.
ОДНАКО!
Эти же размышления обо мне и о моих делах шажок за шажочком наталкивают Доброжира на мысль, что я должно быть какой идиот. Кто еще, если не знаю ценности вещам? А раз идиот, то меня очень просто обмануть, вокруг пальца обвести, чем Доброжир, судя по всему, не прочь заняться в ближайшем будущем.
Хех… ну-ну.
Староста то на все смотрит со своей колокольни, с пылью в глазах от разыгранного мной спектакля по придуманной легенде, где есть некие «партнеры» коим я везу на торг товар, где у меня грибов хоть жопой ешь и далее, далее, далее… Вот и включает этот спектакль у Доброжира режим «бизнесмена-хапуги из 9 века», который на все готовенькое хочет присесть. Доброжир не до конца понимает, что это я его сейчас вокруг пальца верчу и наоборот не получится при любом раскладе. Голове то невдомек, что я на Русь прямиком из 21 века попал, где схем дожима лидов больше, чем травинок в лесу у дреговичей.
Вижу, голова уже размышляет, как бы на мне ещё навариться? Явно ж можно мошну потуже набить, если меч так за дёшево отдаю… Я мысленно потираю руками, когда Доброжир говорит после внушительной паузы, тщательно подбирая слова. Наконец, на мой вопрос ранее заданный, отвечает.
— Ну как чего, такое спросишь… какое такое мне до всего дело. Мне, Дрочень, дело самое прямое, — улыбается заговорщицки. — Ты пока на болоте ночевал, я все о том, что между нами приключилось думал и переживал, как быть.
— Что надумал, если не секрет? Поделишься, голова?
— Да вот никак вразумить не могу, чего мы с тобой скубемся, как бабы две, словно из-за горшка разбитого? Давай-ка забудем наши прежние обидки? Дочь моя сама виновата, дуреха мелкая, любопытная. Тебя в неловкое положение поставила, меня тоже — недоразумение сплошное вышло, а все повелись, шум попусту подняли…
Я слушаю. Пытаюсь понять, куда он клонит со своими витиеватыми формулировками. Но Доброжир по местным меркам переговорщик опытный, вставляет внушительные паузы, отслеживает мою реакцию и хочет из меня выудить пару слов.
— Отрадно, что ты это понимаешь, я сам все это время переживал, — отвечаю, подыгрывая ему. — Я никому зла не желал из дреговичей и желать впредь не буду, тебе лично и твоей дочери тем более.
— Вот, именно, Дрочень, что дреговичам ты зла не желал. Потому что сам ты у нас кто теперь будешь? — с придыханием спрашивает Доброжир, которому явно пришелся по душе мой ответ.
Видит, что во время этой паузы я «туплю», не отвечаю, и он охотно подсказывает:
— Дреговичей ты теперь будешь! С наших земель! И на полных правах у нас на поселение проживаешь, — еще шире улыбается. — Свой ты, Дрочень! Хоть и в болоте живешь, но свой! Дрегович ты теперь, наш! Это я тебе на правах головы говорю. Понял?
— Отрадно слышать, — заверяю с серьезной миной. Действительно отрадно наблюдать за тем, как этот товарищ, который еще вчера без малейшего зазрения совести отправлял меня в болото (причем как он полагал на верную смерть), теперь называет меня «своим», «соплемеником» и дреговичем. Это как в 21 веке некоторым иностранным гражданам паспорт российский выдают за «определенные» заслуги перед новым отечеством. Мне правда паспорт никто не даст, но дреговичем вон уже называют. Ну-ну.
— Все эти непонимания между нами…
— Непонимания давай забывать, как ты и предложил, — перебиваю Доброжира. — Я обиды на тебя не держу. Договорились ведь уже. Забыли, что было, то было. Главное не повторять впредь.
— Забыли, договорились, как есть — голова гулко выдыхает, как будто это действительно для него важно и он за правду всю ночь об этом переживал. Смотрит на меня секунд пять, прежде чем сказать. — Дрочень, ну а раз ты теперь свой, то должен знать, что селян я обеими руками поддерживаю и с начинаниями всеми помогаю, любо мне. Тем более поддерживаю тех, кто на благо селения в трудную минуту работает, это вдвое любо…
— Понятно, — отвечаю. Мне признаться этот разговор малость начал надоедать. Сую ему меч, чтобы торг наконец закрыть. — Меня радует, что мы с тобой все спорные моменты прояснили. Давай торг уже до конца доведем, как положено, а потом и поговорим об остальном. Держи меч, он теперь твой и приказывай мне долбленку собирать, я свое от тебя заберу.
Доброжир аккуратно берет меч из моих рук. Вижу, что берет неумело, не так, как тот же князь, что выдает в голове необученного к военному делу человека. Голова долго смотрит на клинок, о чем-то размышляет. У меня уже мелькает мысль, что сейчас начнет цепляться — цену сбивать и недостатки у моего клинка выискивать. По типу — вон зазубрина, заточка никогда не годится… «Свой» это конечно хорошо, рукопожатие, которым скрепили сделку — еще лучше, но что-то мне подсказывает, что отступить от собственного слова голове будет ничего не стоить. И он наверняка сделает это, причем с той же легкостью, с которой на весь торг соглашался. Еще и сошлется, что я к списку добавлял что-то уже после торга, ища себе оправдание. Знаю я его.