Скандинав
Шрифт:
Приглядываюсь внимательней, а виновник сия торжества как раз поворачивается вполоборота, но мне хватает, чтобы лицо его разглядеть. У меня невольно брови вверх ползут от удивления.
Опачки! Вот это уже неожиданная встреча. Его рожу я хорошо знаю!
Ну, конечно, это ж близнец! Один из тех самых славян из Ладоги, с кем меня свела судьба после пробуждения в новом мире. Подхожу ближе, дабы получше приглядеться, хотя полагаю, что ошибки нет. Точно он, не обознался… Правда какой именно из двух братьев? Пока не пойму, но на то он и близнец, что с ходу не различишь, как две капли воды на брата похож.
Выглядит близнец подавленно,
Подхожу ближе к стоящим плотным рядом мужикам, распихиваю, занимаю место в кольце. Селяне ворчат, на меня оборачиваются, но признают — видимо голова уже успел дреговичам о наших с ним делах рассказать, ни у кого вопросов по моему присутствию на лобном месте не возникает. Скрещиваю руки на груди, развешиваю уши и внимательно слушаю, о чем речь идёт и чем теперь «грибоедство» грозит моему старому знакомому из Ладоги. Я честно — хз какие тут у местных законы и является ли поедание грибов тяжким преступлением. Вот буду образовываться заодно, чтобы не вляпаться по не знанию.
Вещает Доброжир на правах головы.
— Дреговичи, селяне, братья! Долго не буду ходить вокруг да около, мы сегодня на суд на лобном месте собрались, — говорит он.
Показывает на близнеца, который втягивает голову в плечи, как черепаха в панцирь и взгляд отводит.
— Надо нам всем сегодня решить, что с этим пакостником делать. Ты! Представься живо, как тебя звать и откуда взялся? — пихает грубо близнеца в плечо.
— Мирослав… — еле рожает из себя ладожанин, потирая плечо.
Мирослав значит, я едва заметно киваю, хрен бы догадался без подсказки. Как тебя сюда, Мирослав, угораздило, стесняюсь спросить. Имя близнеца мне, конечно, много больше информации не дало, но буду хоть знать, кого из двух братьев судьба по полной нагибает. Хотя… кто его знает, что приключилось с остальными людьми, благодаря которым я все еще жив. Что если налетчики на Новгород их схватили?
— А откуда ты такой взялся удалой, Мирослав? — напирает Доброжир, бесцеремонно и грубо, о презумпции невиновности в 9 веке еще никто не слышал.
— Да откуда взялся?
— Каких будешь?
Голову поддерживают выкриками из толпы, такими же грубыми и злыми.
— Из Ладоги я, торговый человек… — близнец отвечает, сам еще сильнее втягивает голову в плечи. Боится, что следующий тычок головы будет не в плечо.
Я понимаю почему близнец боится — кто же поверит, что человек торговый, а значит уважаемый, вот так вдруг по лесам, как оборванец какой бегать станет. Ладно я знаю, что с ним произошло, но дреговичи ни сном ни духом о его истории.
Толпа гудит недовольно, следуют новые выкрики, очередные угрозы.
— Врет, собака!
— Какой он торговый человек!
— У-у-у!
Народ переходит на ропот.
— Что-то не похож ты на торгового человека, — выражает Доброжир то ли свое мнение, то ли присоединяется к мнению остальных. — Как ты сюда из самой Ладоги попал? Как докажешь, что оттуда? Ты если есть, что сказать лучше
Хороший вопрос. Вот хрен его знает, как доказать. Одежда на Мирославе порвана, будто под дикого зверя попал. Весь испачкан, перепачкан, а вещичек с собой никаких нет, которые бы на статус указали. На слово если только близнецу поверить? Но верить на слово ему точно никто на лобном месте не собирается. Однако Мирослав пытается выкрутиться, но из-за волнения говорит сбивчиво, путано, так, что я сам едва понимаю, хотя его историю хорошо знаю. Начинает рассказывать о вторжении из-за морей, приплетает сюда Дешевько каким-то хреном, спрашивается только зачем. А потом вовсе такой перл выдает, что хоть стой, хоть падай.
— Когда в Новгород пошли, упирема повстречали…
У меня рука-лицо.
Господи, Мирослав ну причем тут упирем! Зачем ты это говоришь?
Может, конечно, близнец хотел объяснить, что с упиремом промах вышел и этой нечистью оказался Я, а после подвести рассказ к тому, как он в лесах дреговичей оказался. Но договорить ему не дали. Селяне клешнями уцепились в это слово.
— Нечистый он!
— Вон оно что!
— Пес!
Мирослав замолкает, видимо понимает, что ненужное сболтнул.
— Я… я… — пытается что-то выдавить из себя, но безуспешно. Язык хозяина своего не слушает от страха.
Окончательно происходит преображение близнеца в черепаху — от головы, вжатой в плечи разве что макушка теперь видна. Я кстати замечаю на макушке Мирослава подсохшую кровь — видимо досталось бедолаге после того, как мы у Новгорода разошлись.
— Ну? Есть что сказать в свое оправдание? — поторапливает его Доброжир.
Толпа продолжает гудеть. Мирослав трясет головой, испуганно озирается. Судя по настрою селян, я на месте близнеца тоже ничего хорошего бы не ждал, тем более будь за мной грешок в виде грибоедства. Да и без оного, имхо добра от дреговичей все равно ждать не приходится. Люди на площади собрались злые и голодные… как понимаю, что от пуза сегодня кормили далеко не всех. Мой полный горшок грибной похлебки с мясистыми грибами — это скорее исключение из правил и обхаживание меня со стороны головы. Другим дреговичами «из простых», с которыми у Доброжира нет общих интересов, наверняка досталось по четвертинке от четвертинки гриба в лучшем случае. А судя по злым рожам, вовсе похлёбку голую ели. Поэтому собравшиеся на площади дреговичи очень даже не прочь своё зло на ком-нибудь сорвать и выместить. Мирослав как нельзя кстати под кандидатуру местного козла отпущения подходит.
Может вмешаться? Задумываюсь. Оцениваю обстановку. В итоге решаю, что не стоит пока. Не то чтобы предпосылок нет (близнеца то если разобраться уже к нечистой силе причислили, а там ответственностью за грибоедство не отделаешься, это уже другого порядка разговор), но Мирославу прямая опасность пока что не грозит. Люди из толпы руки не распускают, радикальных действий не предпринимают, и к суду Линча переходить не спешат. Поэтому понаблюдаю еще за тем, как будет развиваться ситуация и если надо — обязательно вмешаюсь. А пока буду надеяться, что Доброжир или князь с дружинниками не допустят в селение самосуда, тем более я вроде как голос отдать пришел, что подразумевает какую никакую, но процедуру судопроизводства. Заодно посмотрим насколько в 9 веке суд честен и гуманен по отношению к людям и как вообще его тут вершат. Правда немного смущает, что у этих сельских злюк тоже есть такое же право голоса, как у меня…