Сказание о Доме Вольфингов (сборник)

Моррис Уильям

Старушка посмотрела на девушку своими чёрными глазами, сверкавшими на тёмном морщинистом лице, села перед ней и произнесла:

«Я из земли далёкой к вам пришла,Чужой я крови Вольфингам, но знаюСказания, что ваши менестрелиПоют тоскливыми, глухими вечерами.Я слышала, как люди восхваляютТвою красу, но свадьбы не дождётсяПрекрасная невеста. И в постелиЛихого воина нет места для тебя».

Девушка не покраснела и не побледнела, но, спокойно глядя в лицо старушки, ответила:

«Всё это правда, я уже невестаТех древних воинов, храбрейших из мужей,Что в дни былые, до того как пашнюЗдесь распахали, жили в наших землях».

Глаза старушки радостно засветились. Она молвила:

«Как будут рады мать и твой отецТаким словам, достойному ответу,Если, конечно, сейчас живы те,Что дочь прекрасную в любви зачали».

Солнце Крова ответила так же спокойно, как и раньше:

«Никто не знает, кто меня зачал, —Я несмышлёным, радостным ребёнкомПришла из леса к Вольфингам.

МеняОни усыновили и тогда жеОтца, прекраснейшего из мужей их рода,Мне дали и старушку-мать».

Гостья кивнула:

«Да, я об этом слышала, но всё жеНе верю, что под дубом родиласьПрекраснейшая из земных детей, не верюИ в то, что ты нагим, босым ребёнкомПо мокрой от дождя лесной траве,Как звери, ползала. Ты не расскажешь,Как вдруг случилось, что приёмыш сталЗалогом процветанья дома – Солнцем Крова?Я бы послушала об этом. Твой рассказДоставит радость мне».

Солнце Крова ответила:

«Ты верно говоришь. Вот что я помню:Под дерева ветвями я лежу,На мне льняное платье – не нага я,Не беспризорное дитя лесное.Поляна залита румяным солнцем,И на неё из чащи тихо-тихоВыходит робкая косуля и, шагнувКо мне, отпрыгивает вдруг и мчится,Как будто в страхе, прочь. Я удивляюсь,Хотя со мной сидит волчица. Я еёТаскаю за уши, и за бока тягаю,И челюсти сжимаю вместе ей.Она скулит, но терпит, будто любитМеня – я не боюсь её ни капли.Она же, словно неизменный сторож,Ни на минуту не отходит прочь.Над головой её с ветвей дубовыхСмеётся сойка, подражая пеньюКакой-то птицы. Через два стволаПо дереву несётся белка. ВдругВолчица поднимается, рычит,Шерсть ощетинив и оскалив пасть.Шаги – я слышу, не лесной, привычный,Знакомый звук. И мы насторожеСидим. А он всё ближе, ближе… Ах,Я хлопаю в ладоши и ползу —Так радостно! А на краю поляныМужчина, славный воин – и сверкаютЖелезный шлем и золотые кольца,А на плечах пылает тёмно-красный,Расшитый по краям военный плащ.Он к нам подходит с песней, что поётся,Когда душа ликует. А волчицаСмиренно, кротко отступает в лес.Меня берёт он на руки, садитсяСо мной у дуба, я же прижимаюсьК его щеке своей щекой, играяС холодным шлемом, с кольцами егоИ слушая внимательно слова,Что мне он говорит, – как непонятный,Чужой, но сердцу сладостный напев.Казалось мне тогда, что он мне дорог,Что я, дитя, люблю его. Но вотМеня он ставит на траву, целуетИ в лес уходит. А ко мне волчицаИз чащи возвращается, и я,Счастливая, игру с ней продолжаю.Я рассказала первое, что помню.Ты хочешь что-нибудь ещё узнать?»

На лице старушки появилось доброе, мягкое выражение, когда она ответила:

«Прекрасная дочь Вольфингов! Хотела бЯ целый день твой голос слышать. Как жеТебе пришлось тот дикий лес покинуть?Какие люди там нашли тебя?»

Солнце Крова ответила:

«Однажды вечером проснулась я, заслышавЧужие голоса. В глухом лесу у дубаСтояли воины. Их яркую одеждуПурпурного и красного цветовРазглядывала я. Улыбки, лицаИх выражали благородство. НичегоПодобного я не встречала с той поры,Как славный воин приходил игратьС ребёнком малым. Он и в этот разБыл среди них, и добрая улыбкаСветилась на его лице, как прежде,Когда я ластилась щекой к его щеке.В руке держал он щит – на золотой обшивкеПрекрасного щита оскалил зубы волк.Я протянула маленькие руки —И славный воин взял меня с земли,На плечи посадив. Он обернулсяК товарищам, счастливо улыбаясь,Они же громогласно закричали,Подняли вверх сверкавшие мечиИ о щиты забили ими звонко.Но я не понимала, почемуОни ликуют, что они кричат.Прекрасный воин на тяжёлый щитМеня ссадил, и, весело крича,Все в путь пустились через дикий лес.Я больше и не вспомню ничегоНи о волчице, ни о лесе том.На память мне приходит древний зал,Огромный, сумеречный. Для ребёнка мирВ нём заключался. Звуки, голосаМне непонятны, странны, незнакомы.События чужды… Но год за годомЯ говорить учусь и понимать,И вот уже я там своя, как детиМогучих Вольфингов, товарищи по играм.Я помню это время – час за часомВеселье длилось. Женщина худая,Высокая, с седыми волосами,Смешавшими цвет серебра с овсом,Была средь Вольфингов. Лицо её, как помню,Светилось грустной, тихой добротой.Когда от игр шумных уставалиМы, дети, то она садилась рядом,И древние певучие сказаньяСлетали с её губ. Она детейЛюбила сильно, больше всех – меня.Однажды, разбудив средь тёмной ночи,Она меня по залу повела —И страх слепой окутал моё сердцеВ глубокой тишине. Мы к возвышеньюПришли. Там тот же славный, сильный воинСидел. Меня поднял он, как в лесу,Поцеловав, и я заснула крепко.Когда же вновь глаза мои открылись,Со мною только женщина была.Холодный лунный свет струился сверху,А женщина работала и пела(Я слов не знала этой нежной песни).Она тогда заботилась о лампе,Что высоко под крышею висит, —И масло подольёт, и всё поправит.Но вот и лампа поднялась высокоИ скрылась в темноте».

«Верно, –

отозвалась старушка, – эта женщина была Солнцем Крова прежде тебя. А что ты помнишь после этого?»

Девушка ответила:

«Ещё одно моё воспоминанье…Орешник, что растёт за бражным залом, —Там дети бегают, сороки там трещат.Я с Солнцем Крова за руку иду,Она серьёзно слушает, как яДелюсь с ней детскими мечтами, и сейчасЯ матерью бы назвала её…Так я росла. Дни шли, и я ходилаТо в лес, то в поле, то одна, то с кем-то,И жизнь казалась мне прекрасной сказкой.Я знала, что меня удочерили,И среди Вольфингов мне не было родни,Но Солнце Крова стала мне прекраснойПриёмной матерью, а славный воин тот,Которого всем сердцем я любила, —Отцом приёмным…»

Старушка молвила с улыбкой: «Верно, он твой приёмный отец, но он очень сильно любит тебя».

«И это правда, – согласилась Солнце Крова. – Ты мудрая женщина. Скажи, ты пришла, чтобы поведать мне, какого я рода и кто мои отец и мать?»

Старушка ответила ей: «Разве ты не знаешь этого? Разве Солнце Крова рода Вольфингов не умеет видеть то, что ещё не случилось?»

«Верно, – кивнула девушка, – но во сне или наяву я вижу своим отцом только моего приёмного отца. А вот моя настоящая мать являлась мне так, будто мне предназначено встретить её в один из дней моей жизни».

«Это хорошо», – сказала старушка. Её лицо стало ещё добрее, и она попросила: «Поведай мне о твоей жизни у Вольфингов».

Солнце Крова ответила ей:

«Под крышей Вольфингов я радостно росла,Пока мне не исполнилось шестнадцать.Меня любили, словно божество,И в чудные одежды одевали.Я в одиночестве ходила по леснымТропинкам, не боясь зверей. ОниНе убегали в страхе от меня.Я мудрость начинала обретать,В мысль облачённую, и по ночному лугуГуляла часто, плавала в реке,Зовущейся Рекою Бранибора,Играла в пенистых её волнах,Когда земля во мгле зарю встречала.Одна из рода понимала яЖелания зверей, как будто звериРассказывали сами мне о них.Я видела, что будет – от великихДо самых незначительных событий.И вот однажды к Вольфингам могучимПришла война, и каждый из мужчинГотовился к походу – арфы пели,И ликовал весь бражный зал пред боем.Тогда мои глаза, словно вживую,Увидели грядущее сраженье,И с уст сорвались пылкие слова!Я чувствовала, что должна сказать им,Как Красный Волк на лютого врагаЩетинится, и враг бежит, и знамяЕго, где страшный Вересковый ЧервьС прекрасной девой в пасти, повергают.А славный воин, мой отец приёмный,Клинками с юга окружён, вот битваИ добрая погоня уж далёко,А он лежит, стрелой врага пронзённыйИ с наконечником копья в плече,Кольчугой не прикрытом. Вот я вижуСаму себя – я словом, сладкой песнейГустую останавливаю кровьПриёмному отцу, и вот мы с ним,С ликующими воинами, с ВолкомНа стяге Вольфингов изображённом,Вдоль пенистой божественной реки,Зовущейся Рекою Бранибора,Идём в наш мирный дом. Там нас встречаютЗаждавшиеся женщины, и крикИх радостный смешался с нашим криком.Все Вольфинги, застыв, внимали мнеИ видели, что мудрость говоритУстами слабой девушки. ОниОбрадовались доброму знаменьюИ, полюбив меня ещё сильнее,Чем прежде, облачили в одеянье,Достойное прекраснейшей богини,И, как богиню, понесли с собой —Смотреть на битву. Я стояла молчаУ знамени и всё ждала, когда жеУвижу то, что было мне в виденьеБогами послано. И всё свершилось так.Я пела над отцом приёмным песню,Пока живая кровь не пересталаИз раны течь, пока родное сердцеВновь не окрепло для пути домой.В повозке, в окруженье тех, кто выжилВ кровавой битве, мы домой вернулись,В жилище древнее отцов, и Солнце КроваНас встретило немеркнущим огнём.И с того часа все словам внимали,Что, как во сне, ко мне являлись, битвуСуровую пророча иль веселье.Так год прошёл, и ноша моих знанийМне стала тяжела. Но вот однаждыСлегла в постель та женщина, что преждеНосила имя Солнца Крова, матьМоя приёмная. И, зная, что угаснетЕё земная жизнь, она училаМеня искусству Солнца Крова – песням,Которые поёт служитель лампы,А, умирая, мне благословеньеСвоё дала, и, зная её волю,Народ облёк меня в одежды древних,Священные одежды, ожерелье,Достойное богини, дали мнеИ кольца золотые. НареклиМеня с того момента Солнцем Крова.С тех пор живу я, предрекая судьбы,Сама своей судьбы почти не зная,Не ведая, откуда я и что жеВ дом Вольфингов ребёнка привело».

Старушка произнесла:

«Что скажешь ты о воинах сегодня?Ты с ними не пошла, осталась дома —Что ожидает их в жестокой битве?»

Солнце Крова ответила:

«Пока есть кров у рода, я останусьЗдесь – здесь мой дом, и на сраженье,На злую битву не пойду смотреть,Пока священное жилище родаНе окружат враги со всех сторон,Пока стрела не пропоёт над лугом,Где Вольфинги пасут коров, покаНе покачнутся прочные столбыИ крыша дома милого не дрогнетОт криков ярости, пока мой родНе соберёт обильный урожайМечей и копий».

Девушка стояла, повернув голову к бражному залу. Она долго смотрела на него, бормоча какие-то слова и совсем забыв о старушке, которая, вглядываясь в её лицо и внимательно слушая всё, что вылетало из её уст, не могла понять ни слова.

Наконец, Солнце Крова замолчала, веки её закрылись, пальцы сжались и, стоя на покрытой цветами земле, она зарыдала. Грудь её вздымалась от болезненных вздохов, и крупные слёзы текли по щекам, падая на платье, на ступни, на цветущую летнюю траву. Наконец, губы её разомкнулись, и девушка заговорила, но голос её не был похож на тот, каким она говорила до этого. Она молвила: