Сказания о Дьяволе согласно народным верованиям. Свидетельства, собранные Клодом Сеньолем

Сеньоль Клод

Он развел руками.

— И вот, моя маленькая девочка (о ней, умершей два года назад уже тоже пожилой женщиной, он говорил с отчаянной нежностью) — просто ради шутки! без всякого умысла, без всякой злобы, просто, чтобы заставить меня поискать, спрятала мою книгу. А я искал, тщетно искал! У меня есть дар, но для некоторых операций мне все-таки нужна книга. Я искал ее повсюду, но не мог найти. Она хорошо спрятала ее, моя маленькая. Но ты же знаешь — кто причиняет книгам зло, сам его получает. Я спрашивал девочку: „Где книга?“ Она сказала, что не знает. Она боялась, что я буду на нее кричать, что побью. Но я ее слишком сильно любил. Не знаю, может быть, она не хотела говорить. Она боялась. Но я не мог ей даже приказывать. И вот она заболела. Я прекрасно знал, почему. Я упрашивал ее отдать книгу, говорил, что дам ей денег, отведу на праздник… Все, что она захочет, все! Но она не хотела говорить. Девочке пришлось лежать в постели. Она просила только врача. Но это было бесполезно. Я-то знал, в чем дело. Самое страшное то, что я не мог ничего для нее сделать, для моей маленькой. Я пробовал все, что мог, что знал. Можно было прийти от этого в ярость. Она умирала по своей вине. Боже мой! Она ведь знала, как выздороветь, и не хотела сказать мне, где книга. А я искал ее, искал. И внезапно, совершенно случайно — нашел. Книга лежала под черепицей нижней гутты.

На следующий день девочка встала с постели. Она пела, как жаворонок. Мы с ней вдвоем так радовались, мы были счастливы. Я словно купался от счастья в какой-то теплой воде… Я заказал благодарственную мессу в Нотр-Дам де Водуан о возвращении моей книги. Если бы не этот случай, моя маленькая бы не выжила, а так она выжила.

Я смотрел на старого, усталого от жизни колдуна, который умирал без наследника — в любом смысле. Вместе с ним уходили тайны трех веков».

CCCVIII

«СПУСКАЙСЯ, ТЫ МНЕ НУЖЕН!»

Муссу был колдун-знахарь из Шаранта, который, не задумываясь, обращался к Дьяволу и публично, в самом что ни на есть властном тоне.

Каждый раз, как ему встречался трудный в излечении случай, он ударял в пол своей тростью и кричал: «Спускайся, спускайся, ты мне нужен!»

CCCIX

ДОБРЫЙ КОЛДУН

Колдун Пипет, живший в Домме (Дордонь) в начале века, знал секреты перемещения болезней из одних существ в другие и умел лечить лихорадку. Пациент дул в носовой платок или картонную коробку и вместе с дыханием извергал из себя саму сущность болезни. Затем Пипет клал платок или коробку на порог, и какой-нибудь жадный или любопытный прохожий вместе с предметом забирал лихорадку себе. Так был исцелен один из друзей Пипета. Бывало, что вместо прохожих Пипет передавал болезнь дереву — вешал платок или коробку на его ветви, и дерево высыхало.

Как-то раз Пипет приказал помощнику обойти все перекрестки дорог и собрать там осколки камней. С набитыми кремнем карманами Пипет пришел на мессу и в момент, когда благочестивые христиане преклоняют голову в память Вознесения Христа на небо, стал разбрасывать осколки по полу церкви. Делая это, он хотел определить, кому причинено зло — порча, сглаз или проклятие. Где больше осколков, там и больной. Этот последний должен был передать болезнь животному или растению, назвав его по имени или прокляв. Двое жителей Бенезака таким образом выздоровели: господин Вакье назвал своего кота, и бедное животное вскоре издохло; господин Дотрике по прозвищу Котик (le Minet) изрек проклятие смоковнице, которая вскоре засохла, как и ее предшественница из Вифании, проклятая Самим Христом.

Сила, выказываемая колдуном, заставляла людей его бояться. Боязливые соседи искали дружбы Пипета. Сам же Пипет действовал без стеснения, уверенный в своей безнаказанности. Один человек, который жив до сих пор, в свое время жаловался на то, что у него погибли все фруктовые деревья, и получил предупреждение, что в определенный час в сад явится тот, кто их портит. Владелец сада спрятался и стал ждать. В указанное время появился… Пипет. Такая наглая беззастенчивость показалась хозяину столь возмутительной, что он бросился объявлять на всю округу, что вредитель застигнут. Однако не успел он закричать, как его так затрясло, что он лишился дара речи. Сделал это, конечно, Пипет.

Когда Пипет умер, дух его в последний раз продемонстрировал свою силу в округе. Его последнее дыхание превратилось в грозу, сопровождаемую страшным ветром и разрушениями. Старые, высохшие под его же воздействием деревья буря эта выкорчевала вместе с корнем. В том, что все это дела Пипета, можно было удостовериться по тому, что ореховые деревья в полях его ближайших соседей не пострадали. С тех пор в Домме воцарилось спокойствие. Еще остались свидетели, у которых живы воспоминания об этих событиях.

СССХ

ПОЛИЗАТЬ ЗАД ПАПАШЕ ЗЕВУЛУ

Вот, что поведал мне дорожный сторож из Солони.

«…Силу можно получить очень просто; если бы все это знали, то вообще не было бы никаких колдунов. Надо перестать посещать мессу в течение года, а затем темной ночью пойти на Нансейскую дорогу, туда, где она поворачивает направо, и, не доходя до конца, где-то на середине повернуться лицом к обочине. Эта дорога специально предназначена для свиданий с Папашей Зевулом (Pere Zebul), который, конечно же, и есть Вельзевул! Ему надо сказать так:

Я тебя, папаша, рад Попросить в полночный час Дать своей мне силы часть, А за это, а за это Полижу тебе я зад.

Если человек, делающий это, в течение года, действительно, ни разу не был на мессе, ему, конечно, придется исполнить то, что он обещал, но это будет безопасно. Но если все-таки хоть раз в гостях у Бога он был, то Папаша Зевул ему отомстит - вернется он со сгоревшими губами и будет уродом до конца дней своих… Посмотрите на мамашу Л. и все поймете!»

CCCXI

КОЛДУН ЖАН-ЛУ

(Монолог по поводу одного колдуна из Берри)

Кто гусей-курей сгубил, кинув им отравы? Молока лишил коров злым глазом, как косой? В поле ржи прикрикнул кто «Подсыхайте, травы!» Зайцу в поле кто присвистнул — Ин, замри, косой!? Ортенз чахнет, и Анжель глядит снулой рыбкой. Словно пень, высох Фарнан, вчера жив-живой, Зять папаши Франсуа стал головой не свой. Плачет юная Адель над пустою зыбкой. Вот веревка в дом вползает, и огонь в сарай, В стойлах лошади гудят, дохнут понемногу. Был наш край всегда, как рай, нынче страшный край. Загуляла проклять вся на широку ногу. Смерть чудит, балует злобно, нет управы злу. Тихо шепчутся в народе: «Это все Жан-Лу». Это Жан-Лу!.. Это все подлец Жан-Лу, всей деревни ужас, Наш колдун-бодун-ведун — о горе, спасу нет! В страхе мы гадаем все, за сараем тужась, — Кто, откуда родом он и сколько ему лет… Люди добрые молчат, знают, если даже, Знает Бог, еще небо знает — не гадай о том, Будет лучше, если ты себе верну стражу, Дабы порче не поддаться, сотворишь крестом In nomen fili sanctou spiritou. Знает тот, Другой!.. Другой… у, как же страшно, у!.. Знает Жана-Лу!.. У кого в лесу в друзьях проклятые твари — Аспид, василиск и волк, жрец козла Козлу, Жаба, мышь летучая и сова Лу-Лу. У Жана-Лу!.. У кого в поле в друзьях проклятые травы: Лютик, паслен, болиголов — называй траву! — — Ну, еще! — цикута, хмель… знает все отвары, Все отравы, взвары все — изведал кто их — ну! Только Жан-Лу!.. Кто там в полночь на погост идет в полнолунье, Открывает крышку гроба, кость берет на зуб, Кто танцует в круге там, где летает лунь? — я Бы сказал, да опасаюсь попасть ему в суп. Вышли прачки — где белье? — в полынье-шалунье Лишь воронка, и под лед все их белье ау. У него такие шутки — весело ему… Кому? Конечно, Жану-Лу!.. Не встречали ль вы его там, где две дороги Под луной пересеклись, — он весь там в белом, он Пляской поглощен своей — горят глаза и ноги! — Злобно щерится на крест, что древле водружен?! Раздается дикий вой там, как собачий гон — Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Ху-Ху!.. Ху-Ху-Ху-Ху-Ху!.. Через лес, через кусты, осоку-топь-траву Берегитесь, бойтесь все — кто к нам идет? — Ау! Это Жан-Лу! Он — огонь, танцующий по стене кладбища, Он — волчище-волкодлак во черном во лесу… Волчья стая по долам пищу рыщет-ищет… Кто Вожак у них, чей свист не тихнет на весу? Ясно, что вожак — Жан-Лу… все это он, Жан-Лу. Это Жан-Лу!.. Он один — повсюдусущий, словно зла крыло. Скажет слово, двинет пальцем — и свершится зло, Яд придет, порча, огонь — ничто не поможет. Может лишь отец-кюре кропильницей своей, Крестом и молитвою выжить эту нежить, Чтобы Другой [5] (кто-кто?) подальше скрылся от людей, Лишь в «Большом Альберте» его имя скрыто, ей!.. Называть его не будем, скажем лишь — Злодей. Проклятое проклято — известно понеже, Так кропи, отец-кюре, кропи в каждом углу. Помоги нам, Боже, выжить, выжечь всю хулу! Здесь был Жан-Лу!.. Подшутить решил Жан-Лу под Анну Святую, На Жаннетт Филу навел он самый смертный грех, И висит она в петле жертвой тех потех. Сам кюре помочь не мог, жалко Жанну ту и Жалко всех, кто кончил так — но не спасти их всех! А ведь набожной была, как никто в деревне. Это ж надо — кончить так несчастливо свой век. Проклята теперь девица Церковью навек Клятвой нерешимою, вечною и древней. Кто ж так подшутил коварно над Жаннетт Филу, Кто ж так зол, что нет предела его глаза злу? Конечно, Жан-Лу! «Elohim bara ischah hits barakou!.. Baal Zebel yasar ischah rosch ouh! Ouh Baal Zebel!.. Baal Zebel!.. Baal Zebelle» Ты смеешься? Это зря! Страх здесь нужен велий! Кто тебя испортил, думай, пищу дай уму — Конечно, Жан-Лу!.. Но смотри! Влачишь ты словно нищенскую суму, Нестоянку, боль в башке, мыт, гнилые зубы… Ты бормочешь: «Я погиб, не нужен никому!» Успокойся, лекарь есть, ему хоть козу бы, Хоть тебя — одно лечить: все едины зуды, Лечит от всего, все боли ведомы ему: Это Жан-Лу!.. Все Жан-Лу сделать сумеет, может все Жан-Лу, От Резе о нем гремит молва и до Марлу — Велий Мастер тайных дел, не зримых никому, Хи-ха-хо! Смешно? Смеяться можете всему — Кто последним посмеется, хорошо тому — Конечно, Жану-Лу!.. Все бы так! — но нет печали боле никому, Чем ему — ведь он не знал даже женской ласки, Только сны он видит, плача, сказки наяву — Бедный Жан-Лу!.. Он подкидыш бессемейный, чужда мать ему. Эти сказки наяву все ему не в сказки… Словно сыч, сидит в лачуге, радуясь тому, Что придет весь бедный люд и скорчится в углу На коленях перед ним, как будто на колу. Вот вам Жан-Лу!.. Умереть в постели теплой дано не ему, Сдохнет псом в канаве, гадкий себе самому — Без креста, без поминанья, всем и вся в хулу, Сдохнет, скучный, равнодушный холоду, теплу, Даже птице, той, что вьется, черной, по крылу… Вот вам Жан-Лу!..

5

В Берри имя Дьявола не произносят. — К. С.

CCCXII

«ОЛУХ-ВИЛЫ»

Одним из самых знаменитых колдунов в Солони, которых я знал, был папаша «Олух-Вилы», в течение почти пятидесяти лет имевший практически полную власть над округой. Когда я, возвращаясь из школы, встречал его на дороге, я дрожал, словно сухой лист. Однажды я видел, как он «работал» с садовником моего отца, пригласившим колдуна «заговорить зубы». «Работал» он на старинный лад. Оставив башмаки на пороге, босой, он заворачивал свой «жезл искусства» в бумагу и притрагивался им к больным местам, произнося при этом сакраментальные слова: