Скажи герцогу «да»

Крамер Киран

Дженис взглянула на окна второго этажа конюшни и, конечно же, увидела там круглую физиономию Оскара. Эрон и пять остальных конюхов тоже выглядывали из открытых окон…

И чего-то ждали.

Наблюдал ли кто-нибудь за происходящим из дома? Дженис подумала, что это, возможно, Изобел, миссис Фрайди, миссис Пул и даже вдовствующая герцогиня и герцог Бичамп. Силы небесные! Вероятно, все в доме прилипли к окнам.

— Вот дневник. — Марша поцеловала сестру в щеку. — Не похоже, что тебе дадут сначала с ним поговорить. Желаю удачи.

Дженис,

моля Бога, чтобы не оставил ее своей милостью, первой вышла из экипажа, но подождала, пока мать и сестры к ней присоединятся.

Взгляды собравшихся мужчин были угрюмы, губы сжаты в строгую линию — у всех, кроме Роберта: юноша не мог сдержать озорного блеска в глазах и легкой усмешки на губах, поскольку не знал, что сейчас произойдет. Но мальчик есть мальчик, и Дженис не могла его за это винить.

Она с усилием проглотила твердый комок, подкативший к горлу. Тошнотворный спазм в желудке заставил ее оглянуться через плечо на мать и сестер. «Ты справишься», — сказал ей теплый родной взгляд.

«Справлюсь с чем?» Дженис не знала.

Ей нужен был Люк.

Девушка повернула голову и, когда увидела его, сразу немного успокоилась. Она так нервничала, когда вылезала из кареты, что даже не отыскала его глазами. Но он был там — такой приметный со своим чуть искривленным носом, делавшим его лицо еще более привлекательным.

Он выглядел таким мужественным.

И нежным.

Люк улыбнулся ей, и мгновенно горячие слезы подступили к ее глазам.

У нее в душе затеплилась надежда, и на этот раз давал ее он. Давал, а не наоборот.

— Ты больше не должен жить отшельником, Люк Каллахан, — громко сказала она. — Люди оценят тебя. И ты дорог мне.

Ее голос эхом отдавался от стены конюшни.

Холси выступил вперед и устремил взгляд на маркиза:

— Что я вам говорил? Дурацкие фантазии слепят ей глаза.

— Да, это верно, — сдержанно произнес тот и больше не сказал ни слова — казалось, тоже чего-то ждал.

Люк выступил вперед:

— Я скажу это здесь, перед всем миром. Я люблю тебя, леди Дженис Шервуд, и буду бороться за тебя до последнего вздоха.

Любит? Будет бороться за нее?

Все окружающие предметы потеряли четкость, лица расплывались, пока она не вытерла глаза.

— Но кое-что нам необходимо обсудить. Все в этой тетради. — И она протянула ему заветный дневник.

— Что бы там ни было, это ничего не изменит, — сказал Люк. — Мы созданы друг для друга. И отныне и навсегда твоя история станет моей, а моя — твоей.

Их взгляды встретились, и она увидела в его глазах совсем иную отвагу, не имевшую ничего общего с напряжением перед боем: он не был устрашающим, руки не сжимались в кулаки. Глаза его, всегда полные печали, теперь были ясными и блестящими.

— Безрассудные слова грума ничего не значат, — сказал Холси, одетый в роскошный твидовый костюм для верховой езды. — Я уже доказал вам, миледи, что не придаю значения вашим жалким суждениям. Это ваш последний шанс, леди Дженис. Вы ответите

«да» герцогу? Мужчине, который может дать вам все, чего бы вы ни пожелали? Или вы все это отвергнете, — он окинул Люка высокомерным взглядом, — ради него?

Наступило длительное молчание. Сердце Дженис бешено колотилось, колени подгибались, но она отлично знала, какой даст ответ.

— Дженис, — окликнул маркиз. — Что скажешь?

Она расправила плечи, выпрямилась во весь рост и посмотрела на отца:

— Я скажу «да» герцогу.

Снова наступило молчание, вслед за которым отовсюду начал подниматься ропот. На втором этаже конюшни послышались разговоры о схватке, которая непременно последует. Охотничьи псы герцога начали носиться кругами вокруг толпы. Питер и Роберт принялись громко обсуждать потрясающее боксерское мастерство Люка, которым теперь, к сожалению, им не удастся овладеть в семье. Дункан неоднократно просил их заткнуться, но безуспешно. Тогда он схватил их за руки и что-то потихоньку прошептал, после чего юнцы успокоились.

Холси поддел ногой камень и со смехом швырнул в сторону Люка:

— Проваливай, кретин. Мне следовало бы отправить тебя к мировому судье за злостное неповиновение. Сейчас же убирайся, пока я не передумал.

Люк не обратил на него внимания, и Дженис заметила, что его озадачило ее заявление, но не встревожило — во всяком случае, пока.

Ее отец ничего не сказал, но хмуро обозревал все, на что устремлялся взгляд его сверкающих голубых ирландских глаз. Развитие событий его явно не радовало — совершенно не радовало. А всем на свете известно: Майкл Шервуд, маркиз Брэди, не из тех, кто старается скрыть свои чувства.

Мать и сестры собрались вокруг Дженис.

Леди Брэди сокрушенно вздохнула:

— Ты мучаешь своего отца, девочка.

— Я знаю, но не могла удержаться. Его ирландская натура оценит иронию, когда все закончится.

Марша удовлетворенно вздохнула:

— По правде говоря, я рада, что папа расстроен. Это должно означать, что ему нравится Люк. Он всегда так хмурится, когда бывает разочарован.

— Не могу поверить, что ты выбрала Холси, — расстроенно произнесла Синтия, положив ладонь на руку Дженис. — Пожалуйста, передумай. Посмотри, как одиноко выглядит Люк. И он гораздо красивее герцога. У его светлости такой вид, что хочется столкнуть его в грязную лужу, чтобы немного пообмять.

— Имей терпение, — прошептала Дженис, забавляясь огорченным видом младшей сестры, которая не поняла, что она затевает. — Скоро все увидишь.

Дженис подняла вверх руку, и шум постепенно затих.

— Подробности позже. — Она посмотрела на Грейсона: — Я сказала «да» герцогу, но вас, Холси, я отвергаю. На вашем месте я бы уповала на любовь вашей бабушки. Скоро она вам потребуется. Вы будете в ней крайне нуждаться.

— Какого дьявола вы все это городите? — Выдержка Холси явно дала трещину, великолепная прядь, падавшая на глаза, прилипла к потному лбу.