Скажи изюм
Шрифт:
– Хорошая женщина только ты, – вздохнул он.
– Зачем же вернулись, если ни разу не вспомнили?
– Как зачем? – удивился он. – Альбом надо издать! – Потом, заметив ее огорчение и мгновенное уныние, добавил: – Конечно, не только это. Знаешь, меня тянуло к главной своей модели, то есть, прости меня, к России. Если эта территория принадлежит не только «фишкам», «лишкам» и «гэпэушкам», то ее кто-то должен населять, не так ли? Кроме того, еще что-то меня сюда тянуло, нечто совсем забытое, такая тяга была по утрам вот здесь и здесь… и вот здесь еще…
– А здесь-то почему? –
– Шут его знает, но тянуло сильно.
Она высвободилась, откатилась к краю просторного ложа, села там и попала в свет уличного фонаря, проникающий в студию из Хлебного переулка. Хе-хе, подумал он, у нее вдруг обнаружился контур негритянской танцовщицы.
– Мне кажется, – сказала она, – что эта игра с альбомом может переломать всю нашу жизнь.
– А мне кажется, что «фишку» гораздо больше бесит моя собственная работа «Щепки» – помнишь, я тебе показывал? Видишь ли, когда я снимал сюжеты для «Щепок», произошла странная история – на некоторых снимках стали проступать черты какого-то сталинского ублюдка. Какой-то чекистский шишка с больной совестью узнал себя сквозь весь этот сраный сюрреализм и взбесился. Они меня еще в мае предупреждали против «Щепок» и сейчас не жалеют усилий… Может быть, и всю нашу «коллективку» они использовать хотят для того, чтобы припереть меня к стенке…
Контур негритянской танцовщицы протянул руку, взял сигарету и зажег огонек. Настя курить стала! В самом деле началась международная авантюра.
– Мне кажется, ты себя переоцениваешь, а их недооцени-наешь, – проговорила она.
– Ты думаешь? Возможно. Или наоборот, а? Впрочем, я даже думать об этом не хочу. Ты понимаешь? Я вернулся, чтобы быть свободным человеком в своей стране. Ты понимаешь?
Он вылез из постели и пошлепал на кухню за бутылкой «Байкала». По дороге чуть отодвинул штору и посмотрел на улицу. Разгоралась оттепель, по всему переулку стояли черные лужи. На углу дежурила «Волга» с антенной радиотелефона. Два амбалистых мужика курили рядом с машиной и посматривали на его окна.
IV
Фотий Феклович Клезмецов неожиданно и весьма настоятельно был приглашен на совещание в ГФИ, в оперативную группу генерала Планщина. Держался он здесь отчужденно, словно эксперт со стороны, подчеркивал дистанцию. У Сканщина Владимира эта поза Кочерги восторга не вызывала. Вот говно, всех бывших товарищей готов заложить, а сидит, как Салтыков-Щедрин. Да я тебя, Кочерга, так расколю, что Полинка даже с говно-искателем не соберет. Все твои анонимки на Булыжника и на товарища Саурого у меня в сейфе.
На поверхности, ясное дело, капитан Сканщин хранил значительное молчание и вместе с товарищами потягивал кофе. С недавнего времени генерал завел обыкновение на оперативках сервировать кофе, как это делают «коллеги» в ЦРУ. В последние недели после возвращения Огородникова генерал будто помолодел, глаза сверкали, голос гремел, сапожки поскрипывали. Ему нравилось работать по проекту «Изюм». Впервые на его памяти творческие работники, такие, в общем-то, трусы и засранцы, оказались способны на нечто серьезное, на антигосударственную конспирацию. Есть хотя бы где приложить сорокалетний опыт и тактическое чутье.
– Вот еще новость из оперативных сводок, весьма любопытная. Огородников вооружен.
– Вооружен и очень опасен! – Слязгин Николай тут же выхохотнул название популярного фильма,
– Смех не очень-то уместен, Николай Ильич, – сухо заметил генерал.
Экая чушь, подумал Клезмецов, Макс – вооружен. Какой чепухой этот Планщин занимается. Виду, однако, «теоретик» не подал, только пальцы переплел на животе. Капитан Сканщин оказался менее выдержанным. Что-то не верится, заерзал он. У меня вопрос, Валерьян Кузьмич. Сводки-то надежные? Генерал вместо ответа передал Владимиру пачку снимков. «Умный и хитрый враг» с пистолетом в руке, улыбается.
– Может, газовый? – спросил Сканщин и подумал: «Какая улыбка у Максима Петровича в целом заразительная!»
– Боевой, – сказал бывший «голубой берет» капитан Гемберджи, и все сотрудники подтвердили – Люшаев, Крость, Чирдяев, Плюбышев, Бешбашин, Слязгин Николай.
– У меня есть вопрос, – вдруг заговорил Клезмецов. – Почему здесь один товарищ, вот этот, крайний слева, с каким-то вполне очевидным сомнением относится к информации Валерьяна Кузьмича?
– Какой я вам «крайний слева», – вскинулся Сканщин. – Имени моего не знаете?
Генерал тонко улыбнулся.
– У нас так заведено, Фотий Феклович. На оперативках мы задаем друг другу противоречивые вопросы. Эта методика себя оправдала.
– Вы нас всех должны знать по имени и отчеству! – продолжал горячиться Вова Сканщин. – У нас все вас знают как Кочергу!
– Ну зачем же такая формальность? – мягко урезонил любимца генерал, а сам подумал: молодец Вовка, хорошо стружку снимает с этого гуся. – Нам надо локоть друг друга чувствовать в борьбе с сильным и хитрым врагом. Верно, Фотик?
Ехидина, подумал Клезмецов, дает понять, что все помнит. Ведь «Фотиком»-то меня как раз враг и называл… Он натянуто улыбнулся. Да-да, конечно, локоть нужно чувствовать.
Генерал отошел к окну. Временами это нужно – сделать паузу и отойти к окну, окинуть взглядом то, защите чего посвящена жизнь: бронзовую фигуру, одним лишь своим присутствием доказывающую, что не все поляки бездельники и предатели, и рядом по праву возвышающийся дворец детского счастья с огромной елкой у фасада. Где такие еще ели произрастают, кроме матушки-России? Просветляется лицо. Теперь назад – к делу!
Еще одно важное сообщение, товарищи. Огородников, Жеребятников, Герман, Древесный, Пробкин и Охотников решили официально объявить о выходе альбома на так называемом «завтраке с шампанским». Конечно, будет приглашена буржуазная пресса, а также в порядке издевательства ТАСС, «Новости», «Фогаз» и «Честное слово».
– А эти-то сведения откуда, Валерьян Кузьмич? – хмуровато осведомился Сканщин. – Я вчера «сардины» расшифровывал из-под машин и ничего такого не нашел.
Тут уже несколько человек переглянулись – что-то дурит Нова, но генерал и на этот раз улыбнулся воспитаннику отеческой улыбкой. Хороший вопрос, Володя, а теперь опустите, пожалуйста, синие шторы, ну, а капитана Люшаева попросим замяться киноаппаратурой.