Скажи миру – «нет!»

Верещагин Олег Николаевич

Я поднял краги и надвинул их на руки Танюшки:

– Хорошо ты меня обшила.

– Мне это было приятно, – призналась она. Я не нашелся, что ответить, да и не очень хотелось отвечать. – А как у тебя волосы отросли, смотри… – Она протянула мою прядь пальцами к моим же губам. Губы у меня против моей воли дрогнули – и Танюшка отдернула пальцы, словно обожглась. – Пойдем еще пройдемся, – как ни в чем не бывало предложила она…

…Мы вышли на то место, откуда был виден морской залив. Сейчас он выглядел пугающе. Вода замерзла почти на расстояние взгляда, только далеко-далеко за этим серебряным полем чернела полоска открытого моря. В лунном свете по льду километрах в трех передвигались несколько черных фигур.

– Мамонты, – сказала Танюшка. – Сколько времени, Олег?

– Пять

минут третьего. – В лунном сиянии отлично было видно циферблат. – Ого!

– Пошли обратно, пошли, – заторопилась Танюшка, – нас там уже ищут, наверное…

* * *

Около костра все еще сидели несколько человек, рядом торчали воткнутые в снег лыжи, а по рукам ходило несколько дымящихся котелков. Но в целом шум улегся. Возле подъема к пещере стоял Сергей; увидев нас, он оживился и махнул рукой:

– Я уже и беспокоиться начал… Гуляли?

– Угу, – буркнула Танюшка, снимая лыжи.

Я, занимаясь тем же самым, спросил:

– Наши все тут?

– Не, – мотнул головой Сергей. – Власенкова Ленка с Олегом где-то мотаются тоже. Да ты не беспокойся, ничего с ними не будет.

Я, если честно, и не собирался беспокоиться. А собирался поесть и погреться. Тепло в пещере показалось мне благословением.

Плошки на столе уже не горели. Было уютно и полутемно, очень как-то домашне. Несколько человек – я даже не понял в полутьме, кто именно, – сидели на дальнем конце стола и, тихо разговаривая, «подъедались». Ближе Сморч с Наташкой Бубненковой, устроившись друг против друга, ели «по-настоящему» – наверное, тоже только что вернулись с прогулки. Потрескивали полешки в очаге, Игорек Басаргин, сидя у стены, негромко напевал, подыгрывая себе, – и большинство наших, устроившись кучей, сидя и полулежа на шкурах вокруг, слушали.

Очень тихо, стараясь даже двигаться бесшумно, я разделся и присел, опершись локтем на край стола. Вошедшая следом Танюшка устроилась у меня за спиной и оперлась локтем на плечо…

Епископ, правом от бога данным,Перстнем-печаткой скрепил решенье:«Предать распутную девку АннуСуду святому на очищенье!»Анна-а-а,Святая Анна…За то, что грешною красотоюМужчин смущала, губила сразу.Они, увидев чудо такое,Роняли честь и теряли разум.Анна-а-а,Святая Анна…А в подземелье под магистратом,Где в клетке держали эту красотку,Нечистая сила неоднократноЛомала двери, замки, решетки —Анна-а-а,Святая Анна…Палач этим чарам дурным поддался,Хоть и молитвы всю ночь шептал он.Он трижды Анну казнить пытался —И трижды секира из рук выпадала —Анна-а-а,Святая Анна…И вот жестокий костер пылает —Но диво дивное видят люди:Огонь преступницу обнимает,Целует плечи ее и груди…Анна-а-а,Святая Анна…И застывает высоким храмом,Где жарче бронзового чекана,Звонницы, абсиды, арки, рамы…И губы шепчут: «Святая Анна!»… [18]

18

Музыка В. Мулявина, стихи М. Танка (перевод Я. Хелемского).

Песня кончилась, Игорь продолжал задумчиво трогать струны. Мы с Танюшкой пересели за стол. Еды еще хватало (правда, мороженого, конечно, не осталось), мы снова нагрузили себе по тарелке из «остатков» – я лично опять был голодный. Наверное, после прогулки, а елось сейчас даже с большим аппетитом, чем вначале. Кроме того, теперь можно было и не спешить, стараясь попробовать все.

– Там так хорошо, снаружи. – Танюшка вздохнула. Я кивнул, жуя кусок ягодного леваша. Хотелось сказать что-нибудь умное, но снаружи появился Санек.

– Во! – удивился он. – Я не понимаю, что вы тут все делаете в новогоднюю ночь?! На воздух, все на воздух, поживей, граждане, а то не успеете!

– Куда не успеем? – поинтересовался кто-то.

– Да потанцевать же! – рявкнул Санек…

…Мороз стал покрепче. Танцевала пока что одна только пара – Игорь Северцев с Кристиной. Оба занимались в Кирсанове бальными танцами и сейчас легко и уверенно кружились около костра. Очень красиво и завораживающе – казалось даже, что на них не меховая одежда, а бальные костюмы. Мы, вывалившись из пещеры толпой, переговаривались и смеялись сперва, а потом застыли и замолкли. Мне даже почудилась на миг музыка вальса – красивая и широкая, как спокойная река…

– Шиз-га-ру-у да-ва-ай!!! – заорал Сморч, нарушив очарование. Я покосился на него с неудовольствием, но Север, засмеявшись, махнул рукой, и они с Кристиной тут же перестроились на брейк, в котором тоже были мастерами. Но это худо-бедно могли у нас танцевать все – особенно «верхушку», а «нижняк» на снегу и не потанцуешь…

…Завалившись на настил – отдохнуть, – я совершенно неожиданно уснул. Даже не уснул, а отрубился, как выключили. И так же странно проснулся – рука с часами была прямо перед глазами, и я понял, что проспал всего минут сорок. Очевидно, сказалось копившееся нервное напряжение.

Танюшка полулежала рядом, держа ладонь у моего виска. Кажется, все наши были тут – валялись индифферентно на шкурах и слушали опять Игоря. Он пел песню из недавно вышедшего на экраны фильма про гардемаринов…

По воле рока так случилось?Иль это нрав у нас таков?Зачем троим, скажи на милость,Такое множество врагов?!Но на судьбу не стоит дуться —Там у других вдали – бог весть! —А здесь, у нас – враги найдутся!Была бы честь, была бы честь!..

Честь – красивое такое слово из интересных фильмов, романтичное и звонкое… но мы мало о ней думали там. Там это было именно слово из фильмов, совсем не имевшее отношения к нашей повседневности.

Здесь это слово обрело свой первоначальный и единственный смысл, острый и определенный, как клинок шпаги в умелой руке бойца. Честь – это стоять друг за друга. Честь – не предавать своих, не лгать им, не бросать в бою. Честь – не гнуться, не отступать перед врагом. Честь – это… Честь. И все тут. Ни убавить, ни прибавить…

…Не вешать нос, гардемарины!Дурна ли жизнь иль хороша…Едины парус и душа,Едины парус и душа,Судьба и Родина едины!В делах любви, как будто мирных,Стезя влюбленных такова,Что русский взнос за счастье милых —Не кошелек, а голова!Но шпаги свист и вой картечи,И тьмы острожной тишинаЗа долгий взгляд короткой встречи —Ах, это, право, не цена!Не вешать нос… [19]

19

Музыка В. Лебедева, стихи Ю. Ряшенцева.