Скажите Жофике
Шрифт:
– Почему ты не ешь, скажи на милость?
Черномазая смотрела на него и моргала. Жофи начала ей что-то шептать на ухо. Вот еще! Шептаться вздумала за столом! Воображает, что черномазая ее послушается!
– Давай ешь капусту, не то я сам тебя начиню.
Дора выпустила ложку и еще крепче сжала губы. В этой гипсовой колодке не так легко встать с места, но он все же подымется и хватит сейчас негодницу по носу! Жаль, что отсюда не дотянуться. Понграц попытался приподняться, но Жофика схватила его за руку. Что вмешивается не в свое дело? Лопочет, лопочет, и глаза, конечно, на мокром месте. Любит она, видно, эту разбойницу, боится за нее. Вон как вцепилась в рукав. А он, старый болван, терпит, слушает, как она мелет, чтобы не вздумал трогать черномазую. Одна за руку держит, вторая
Боится – и правильно делает: такого еще не случалось в этом доме, чтобы кто-нибудь посмел раньше него из-за стола выйти, да к тому же без разрешения. Спиной стала. Кран то откроет, то закроет. Пусть себе льет, не ему платить, вода у него даровая.
– И какого дьявола ты не ешь?
Черномазая даже не шелохнется. Теперь боком повернулась: волосы на лоб падают. Нос кнопкой. Из крана бежит вода. Черномазая подставляет пальцы под струю и сквозь них пропускает воду в раковину. Узнал девчонку!
Ну и ну! У него от удивления даже сердце екнуло. Давно оно не билось так сильно. Браниться, злиться – к этому он, Понграц, привык, иногда даже и ударить может. Но удивляться? Не отрываясь смотрел он на стоявшую у раковины черномазую. Вот уж и фонтан видит, и белокурую Лембергер, что повисла на Хидаше, и учительницу, которая ровным счетом ничего не знала о Жофике. Он вспомнил двух мужчин с женщиной и фигурку девочки, притаившейся за фонтаном. Ну и дела!
Что эта недотепа от него хочет? Подскочила к нему, и опять давай в ухо шептать. А дыхание горячее, словно у малышки температура. Наверное, просто за подругу боится. Черномазая все кран мусолит и не глядит больше в его сторону.
Недотепа порет какую-то чушь. Говорит, что девчонка не ест потому, что у нее нету денег. Да что у него, трактир тут в самом деле? Сейчас он прихлопнет эту черномазую, как муху. Если мамаша по ночам шатается с такими, как Карчи Шереш, толку не жди. Наверное, и второй, с которым она обнималась у ворот, не лучше. Знать, убежала от нее девчонка. И не диво.
Откуда-то издалека продолжали звенеть слова: "Потому не ест… потому не ест… что у нее нету денег…" И вдруг не стало черномазой, вместо нее появился он сам, младший сынишка Понграцев. В те давние времена его отдали в мастерскую, но он оттуда не долго думая сбежал – терпеть не мог своего хозяина. Добрался до этого дурацкого Пешта, где все кругом из камня, и явился к своей невестке Тэрке, приюта попросил, пока устроится куда-нибудь. Тэркины домочадцы как раз ели, уселись все вокруг блюда с дичью и давай куски хватать. А он заладил одно: нисколько, мол, я не голоден, только устал с дороги. Родичи уплетают за обе щеки, а он сидит, слюнки глотает и молит бога, чтоб не услыхали, как у него в кишках урчит. Так и не дали ему ни крошки. Тогда он всю ночь лежал в каморке и спрашивал себя, почему невестка такая бессердечная, почему все сразу поверили ему, что он не голоден.
– Поди сюда, черномазая! – позвал Понграц Дору.
Скажи пожалуйста, и не пошевелится, будто не слышит.
– Я тебя, понимаешь ты, пригласил, и ты у меня в гостях, поэтому должна есть вместе со мной. Поняла?
И эта туда же: спеси, спеси-то, будь она неладна! Ждет, чтобы ей поклонились. Зато – что правда, то правда – не из нахальных, имеет самолюбие. Он терпеть не может тех, что клянчат.
– Ты что, глухая? – прикрикнул он опять на нее.
Стоит, как мумия, но глядит уже не так дико, присмирели глаза-то немного, и ему от этого стало веселей, чуть было не засмеялся. Ну и ну! Такая махонькая, а характерец! Если честь честью не пригласить – не поест.
– Когда-нибудь и ты меня угостишь. Вот и расквитаемся.
Он положил ей капусты на тарелку. Жофи это, видно, пришлось по вкусу. Обняла его за шею и снова давай шептать. Ух как его раздражает, когда ему вот так шепчут на ухо! Он просто не переносит щекотки. Ах, вот оно что, он, видите ли, должен объяснить Доре, что она ему не мешает – ведь Доре, наверное, неприятно, так как она без спросу пришла сюда и беспокоит его. Обхаживай тут эту козявку! Понграц хотел рассердиться, но не смог. Черномазая, видно, не охотница до чужого.
– Можешь пожить у меня, – сказал он Доре, – ты никому здесь не мешаешь. И покуда ты со мной, не бойся никого, потому как я здесь хозяин. Ешь, не то всыплю!
Дора села и взяла вилку. Старый Пишта обомлел. Должно быть, сколько времени пищи горячей не видела! Хватает как зверь! Блюдо мигом опустело. Хорошо хоть у самого аппетит неважный – подчистую все выгребли. В докторской-то семье, видно, нынче тоже не варили. Ну да на здоровьичко им!
Жофи начала быстро собирать посуду. Дора вдруг встала, подошла к Жофи и обхватила ее за шею. Девочки прижались друг к другу. Они ничего не говорили, да что говорить, и так все понятно. Некоторое время обе молча смотрели в пол. Затем Дора взяла миску и стала мыть посуду, а Жофи вытирала. Когда они все сложили в буфет, Дора подошла к Понграцу и сказала: "Спасибо".
Тоже еще! Благодарить вздумала! Понграц сердито буркнул что-то. Взявшись за края юбки, Дора начала медленно кружиться по комнате. «Ветки шиповника склонились к тропинке», – запела она, и Жофи подхватила песню. Понграц прислушался. Хорошо поют. Черномазая низко вторит, а Жофи потянула ввысь. Девочки проворно перевернули миску, в которой мыли посуду, и накрыли ее влажным полотенцем. Дора опять обняла Жофику, и обе засмеялись. Жофи замолчала, быстро собрала свои вещи и убежала домой. Дора расплела косу, причесалась и присела на скамеечку. Понграц читал газету, а девочка, примостившись рядом, тихо напевала своим удивительным низким голосом: «Ветки шиповника...»
В среду Марта Сабо, как обычно, была в школе. В этот день она замещала директора и поэтому принимала в ее кабинете.
Свой рабочий день Марта начала с ответов на письма.
Первым, как всегда, прибыл курьер райсовета. Он вручил пакет под расписку. Опять, очевидно, требуют какие-то никому не нужные сведения. Однако, заметив пометку "секретно", Марта решила, что пришло распоряжение о мероприятиях в школе на случай противовоздушной обороны. Такие распоряжения поступали обычно в конце лета. Но она ошиблась. Директору школы предлагалось сообщить отделу народного образования Совета 1-го района об ученице шестого класса Жофии Надь, которая, по заявлению директора нумизматического музея, в понедельник, в пять часов дня, преднамеренно заперла в хранилище одного из сотрудников музея. Этот сотрудник, по фамилии Халлер, является, между прочим, ее родственником. Как сообщалось в письме, захлопнув дверь хранилища, Жофия Надь швырнула в пепельницу одну из ценнейших золотых монет и, не рассказав швейцару о случившемся, покинула здание. Если бы служащий охраны не обратил внимания на происходящее, то музей понес бы крупный материальный ущерб, а Халлер потерял бы здоровье. Совет просит школу расследовать этот странный поступок и выяснить, при каких обстоятельствах он был совершен. Если речь идет просто о детской шалости, необходимо указать ученице, что она должна с уважением относиться к взрослым и должна беречь народное достояние. В конце письма заведующая отделом образования Тюдёш, ссылаясь на заявление директора нумизматического музея, сообщала, что при разборе дела Калмана Халлера придется наложить взыскание и на вышеназванного сотрудника. Однако это ни в какой мере не может изменить настоятельной просьбы райсовета как можно подробнее и скорее доложить в отдел обо всем случившемся.
Учительская была пуста. Секретарша вязала. Марта не видела Хидаша ни в понедельник, ни во вторник. В понедельник она встретила старшую Лембергер, но та не поздоровалась с ней: вероятно, не узнала. Девушка шла в толпе, не обращая ни на кого внимания. У нее был взгляд человека, который сосредоточенно думает о чем-то своем.
Марта выкурила папиросу и снова прочла письмо.
Итак, ученица шестого класса Жофия Надь… По правилам, она, Марта Сабо, должна послать немедленно Секея за девочкой, пригласить еще кого-нибудь из учителей и заставить Жофию рассказать, как все произошло. А пока предстоит решить, каким образом попали в руки Жофи золотая монета и почему вдруг девочка решила запереть собственного дядюшку.