Сказка для злой мачехи или в чертогах Снежной королевы
Шрифт:
— Лик!
— Сейчас все узнаешь, — раздраженно ответил Безликий, и грубо вывел из подвала.
— Лик, пожалуйста.
— Она уже здесь.
— Кто?
— Старшая. Ее и спросишь.
— Старшая? — споткнулась я, но выровнялась, и, как и Лик, ускорила шаг, — Как она сюда попала?
— Печать сломана. Это пространство продолжает существовать только потому, что ты здесь.
Дальше Лик вел меня молча. Мы поднялись на жилой этаж, миновали несколько служебных помещений, вышли к парадной лестнице, поднялись на второй этаж и повернули направо.
— Лик, — дернула я его за руку.
— Сюда, — Лик распахнул створку высокой двери, и мы вошли в залитый солнечным светом зал.
В замке, везде, где мы были, царил щадящий полумрак, поэтому, оказавшись в зале, я в первое мгновение зажмурилась.
Лик толкнул меня, привлекая внимание к идущей к нам женщине. Она была так же красива, как и остальные сестры, однако кожа ее была не просто бледной, а белой, словно первая изморозь; глаза не синие и не голубые — выцветшие, покрытые тонкой корочкой льда, и волосы не то, что светлые или белые, а словно созданные из снега и льдинок.
— Рита, позволь представить тебе Старшую Снежную Королеву — Сарину, младшую сестру могущественной снежной ведьмы, которая разделила свою силу, чтобы быть с любимым мужчиной.
— Мерзавец, — зло, но как-то отрешенно, прошипела женщина, — ты все же выяснил, кто я такая.
— Всенепременно, — в голосе Лика послышалась издевка, — Я же обещал, что узнаю.
Глава 10
Я с неохотой открыла глаза, ловя последние отголоски ласкового сна, потянулась и села в постели, чтобы определить, куда перенес мою бессознательную тушку Ирон, когда я прямиком из зеркала вывалилась к нему на руки. В голове все еще хранилось эхо яростного спора Лика с королевой, где она обвиняла его в малодушии и нежелании принять ответственность за случившееся, а Лик называл ее бессердечной дрянью, которая сама не желает признавать своих ошибок, ведь именно она сделала Лаиру снежной. Не знаю, к чему привел бы их спор, я слушала его только потому, что деться мне было некуда, потому, выдернув руку, решительно направилась к кургану из алых роз. Зачем? Мне захотелось сказать той, что покоилась в хрустальном гробу, что ее дочь жива, что она выросла и стала настоящей красавицей, что у нее есть семья, есть друзья, есть любимый и он обязательно позаботиться о ней. Я это знаю, ведь Тень это я, только решительнее и сильнее. А еще мне захотелось сказать, что они будут счастливы, что я сделаю все возможное, чтобы их сказка была со хорошим концом. Но, когда я почти дошла до заветной цели, мне вдруг стало нехорошо: стук сердца начал затухать в моей груди, колени надломились, в глазах потемнело, и я медленно завалилась на пышные бутоны роз. Острые шипы распороли кожу, и боль на мгновение заставила встрепенуться. Ощутив что-то холодное и липкое, я подняла руку, и с ужасом увидела, что она в крови. Все розы были в крови. И это была не моя кровь. Поняв, чья она, я громко и жалобно заскулила, съежилась, и, втянув голову в плечи, уже тише всхлипнула, позволяя слезам выйти наружу. Соленые ручейки свободно потекли по исцарапанной шипами коже. Я плакала, закусив костяшки пальцев, рыдала, но так, чтобы не было слышно, хотя это было глупо. Лик стоял надо мной, протягивал ко мне руки, и что-то говорил, но я не понимала слов. В его голосе сквозила боль и щемящая душу беспомощность. Он протягивал ко мне руки, а я отталкивала его, я не хотела его видеть, я никого не хотела видеть. Ничего не получится. У моей сказки не будет счастливого конца. Это самообман. Я никогда не вернусь домой. Все кончено. Оставьте меня. Оставьте меня здесь.
"Зачем?" — удивилась я, погружаясь в липкую паутину беспросветного отчаянья.
Все кончено. Мне не вернуться назад.
"Почему? — нахмурилась я, — Еще же не все потеряно. Зеркало в Лиене. Я найду его".
Эта сказка с плохим концом.
"Значит с каким-то смыслом", — хмыкнула, недоумевая, с чего вдруг меня трясет от одной мысли, что я выберусь отсюда.
Меня убьют. Они узнают, кто я, и убьют меня.
"Если позволишь, то да. Ты не беспомощна и ты не одна".
Мне страшно.
"А когда тебе было не страшно? Вставай"!
Меня никогда не полюбят. Я не такая как все.
"Откуда такие мысли? Прекращай ныть. Ты сама не позволяешь себя любить. Вставай"!
Я хочу быть счастливой.
"А кто не хочет?! — возмутилась я, — Я тоже хочу. Черт побери, да подними же ты свою толстую задницу"!!
Что — о-о?!! У меня не толстая задница!
У — фф! Я с силой ударилась лицом о грудь Лика, когда он дотянулся до меня сквозь плотный кокон из стеблей роз, и, разорвав его, выдернул наружу. Но мое освобождение было не совсем его заслугой. Те розы, которые оказались со мной в близком контакте, изменились: бутоны на них стали мельче, шипы исчезли, а лепестки сменили цвет на перламутрово — белый. Они-то и подтолкнули меня к Лику, не позволив алым розам спеленать меня. Часть меня продолжала плакать, и хныкать, что не хочет бороться, что лучше здесь, чем на плахе, но другая упрямо шептала Лику: "Уведи, уведи меня отсюда". И он увел, точнее, подхватил на руки и побежал. Лик придерживал мою голову, но она все равно безвольно дергалась из стороны в сторону. В полуобморочном состоянии я скорее чувствовала, чем видела, как тянутся ко мне шипастые стебли алых роз, но Сарина, бегущая следом за Ликом, превращала их в лед и разбивала. На их месте вырастали другие и погоня продолжалась. Где-то на границе того, чтобы остаться в сознании или погрузиться во тьму, я еще услышала, как Лик, повернув голову, крикнул снежной, что придется открыть окно в зеркало Сейды, на что Старшая фыркнула и холодно обронила: "Открывай".
На этом воспоминания обрывались, оставляя привкус горечи и ненавистный запах роз. Откинув одеяло, я спустила ноги на пол и уверенно встала, но, видимо, поспешила. Неприятная слабость волнами омыла потревоженные мышцы, во рту появился кисло — горький вкус желчи, голова закружилась, и я без боя плюхнулась на пятую точку, потом повалилась на бок и положила голову на подушку. Сердце бешено стучало в груди, и кровь болезненно бежала по сосудам, словно вспоминая, как это делать. Что со мной было? Как долго я была без сознания?
— Рита! — радостно воскликнул Ирон, войдя в комнату и встретившись со мной взглядом, — Ты очнулась?!
— М — м, — невнятно промычала я, размышляя можно ли считать это вопросом или все же не совсем утверждением.
— Рита? — поток воздуха от взметнувшейся и вернувшейся назад полы его халата приятно омыл прохладой мое лицо.
— Сколько? — спросила я, с интересом изучая, во что вырядили моего мага, пока я была без сознания. Белая рубашка, темно — серые брюки, коричневый в клетку халат, мягкие тапочки. Я удивленно приподняла брови и улыбнулась. От мага в Ироне осталась только его борода и волосы, которые он завязал в длинный хвост, и в этом виде маг показался мне чуточку нелепым и слегка потерявшимся во времени. Но, может, если его подстричь… Нет, думаю, на это Ирон точно не пойдет.
— Шестой день, — догадался он, о чем я его спрашиваю.
— У — у, — провыла я и хлопнула себя по лбу. Удар отозвался болью, но почему-то не в голове, а где-то на лбу и скуле. Я зашипела и отдернула руку.
— Не прикасайся, — запоздало предупредил Ирон, — они еще не зажили.
— Кто? — нахмурилась я.
— Порезы и ранки от шипов. У тебя почти вся левая часть лица исполосована, чудо, что глаз не повредила.
— Все так плохо? — настороженно уточнила у Ирона.
— Левую бровь распороло, но веки и глаз целы, — присел он на корточки у постели, — В этом облике не видно, но когда наступит ночь, не пугайся, я сделал все, что мог. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо. Я не могу встать.
От моих слов Ирон как-то резко сгорбился, а по лицу пробежала болезненная судорога.
— Рано. Слишком рано. Потерпи. Я рад, что ты пришла в себя. Я так боялся… Мы боялись…
Ирон запнулся и отвел взгляд, но я успела заметить, как подозрительно влажно блеснули его глаза.
— Ирон?
— Ри, — его рука легла поверх моей, но словно Ирону этого стало мало, он взял ее и трепетно поцеловал, после чего прижал тыльной стороной к своему лбу, — Прости меня. Прости. Я не смог тебе помочь, Рита. Я испугался. Я все забыл. Все заклинания, что вдалбливал в меня учитель, всё, что знал сам — все пустое. Я смотрел на тебя и чувствовал себя беспомощным. Ты была такой холодной и неподвижной. Я испугался, Рита. Я испугался, что ты умрешь. Я такой слабак. Рита, я стоял и смотрел. Я просто стоял и смотрел. Рита, прости меня.