Сказка Гоцци
Шрифт:
А Кира отвечала:
— Ничего, придут пешком!
И ставила Сане двойки и единицы, а однажды даже ноль, хотя такой оценки не существовало.
И все равно за Павликом приехал «воронок»…
Давно это было…
И вот сейчас «Слезы-сопли» сидел перед ней.
— Встань, Саня, в угол! — властно повторила Кира.
— Саня? — начальник обалдел. — Меня зовут Александр Степанович!
И тут он осекся и вспомнил свою учительницу.
Если он кого
— Ты все еще плохой ученик, — сказала Кира, — я так и знала, что ничего из тебя не получится!
— Как же, — хотел возразить начальник, — я же…
— Не спорь, когда говорит учитель, — отрезала Кира, взяла шкатулку и вышла вон.
И никто ее пальцем не тронул.
Она шла гордо, учительница той холодной страны, и ей было горько, что она воспитала начальника таможни…
Павлика обыскивали невдалеке. Он сидел прямо, нагруженный свертками, готовый к допросу — ему было не привыкать.
— Что в пакетах? — спросил таможенник. Он косил, изо рта его попахивало — он занимался своим делом.
— Кто его знает? — улыбнулся Павлик. — Надавали.
— Что значит надавали, — таможенник был недоволен, — кто?!
— Как кто? У нас, слава Богу, куча родственников. Вот это, — он приподнял пакет, — Рашель, это — Сема, а вот это — тетя Песя, нет, подождите, это от Раечки, хотя, секундочку, Раечки не было, это от Шапиро…
— Так что они вам дали, ваши Шапиро, — по тону можно было подумать, что таможенник Шапиро не любил.
— Я знаю? — ответил Павлик. — Спросите их!
Таможенник побагровел.
— А если б они с вами передали бомбу? — философски спросил он. Или наркотики?!
— Вы с ума сошли, — воскликнул Павлик, — Рашель мне даст наркотики?! Я был ей, как брат! Вы думаете, что говорите? И потом — бомба! Откуда Шапиро возьмет бомбу, когда он работает на мясокомбинате, Там что — делают бомбы, я вас спрашиваю?!
Ноздри таможенника раздулись.
— Не ваше дело! — рявкнул он.
— Хотя, может, вы и правы, — продолжал Павлик, — мясокомбинат есть, а мяса — нет! Возможно, он изготовляет именно бомбы. Должен же он что-то выпускать.
— Вы хотите уехать в Израиль? — спросил таможенник.
— Да, — ответил Павлик.
— Тогда закройте рот! — и он осторожно начал разворачивать следующий пакет.
— Это лэках! — объяснил Павлик.
— Что?!
— Лэках… Пирожное.
— Пирожное или лэках?! — Таможенник любил точность.
— Как угодно, — ответил Павлик, — по-еврейски — лэках, по-русски — пирожное… Вы берете кило муки, мед, яйца… Впрочем, спросите лучше у моей жены… Она где-то здесь.
— Молчать! — процедил таможенник.
— Почему? — удивился Павлик. — Это наше национальное блюдо. Можно не любить евреев и обожать лэках. Это прелесть! В молодости я мог сьесть десять лэкахов и даже двенадцать… А с этим осторожно, — он остановил таможенника, — здесь фаршированная рыба. Из щуки! Рашель стояла за ней пять часов. Вы пробовали когда-нибудь фаршированную рыбу нашей Рашель?
Таможенник, видимо, не пробовал. Он засопел и захрапел.
— Я вижу, что вы не пробовали, — подмигнул Павлик, — возьмите кусочек! Вы не сможете оторваться. Только с хреном, обязательно с хреном, с домашним, — Павлик потянул носом воздух, — о! он, кажется, здесь.
И он потянулся к свертку:
— Ни с места! — приказал таможенник и сам развернул пакет — там был хрен…
— Ну, что я говорил, — улыбнулся Павлик, — а теперь отведайте…
Таможенник зло смотрел на него. Видимо, он не любил фаршированной рыбы.
— Выверните карманы! — сквозь зубы сказал он.
Павлик вывернул. На пол упали бутерброды.
Таможенник подозрительно смотрел на Павлика.
— В чем дело? — не понял Павлик. — Они с сыром. Вообще-то я люблю ' колбасой, с краковской, но я ее не достал. Вы же сами сказали, что мясокомбинат выпускает бомбы…
— Я, — взревел таможенник, — когда?!
— Когда мы говорили о Шапиро. И потом, если хотите знать, я и сыр достал по блату. Как инвалид войны! По-вашему, молочный комбинат изготовляет тоже что-то взрывоопасное?
— Если б не ваш возраст… — прошипел таможенник.
— О, если б не мой возраст… — печально вздохнул Павлик.
— Вы взгляните, во что вы завернули вашу снедь!!
— Во что? — удивился Павлик и ахнул — бутерброды были завернуты в портрет Ленина, выступающего на первом Съезде Советов.
После этого его отвели на личный досмотр.
Его обыскивали долго, рьяно, с пристрастием, рылись в седых волосах, просвечивали легкие, смотрели в рот, в горло, в трахеи.
Говорят, в трахеях можно многое спрятать…
Даже напоследок они обидели его.
Они не умели как следует попрощаться и не умели сказать «Не поминай лихом!»
Возможно, поэтому их так часто и поминают…
…Павлик и Кира шли по летному полю. Белый самолет стоял далеко. Постукивала палка Павлика. Кружились листья. Ветер раздувал белые волосы.
— Павлик, — сказала Кира, — у тебя совершенно голая шея.
И закутала его шарфом…