Сказки Амаду Кумба
Шрифт:
— Ну подумай, мать, что ты говоришь?
— Н’Дьюман, сынок, остерегайся их! — промолвила старая мать, и охотник вернулся к веселой, шумной компании гостей.
Когда внесли калебасы, полные кус-куса, в котором плавали самые отборные куски сочного мяса, молодые женщины надули губы.
— Право, нам совсем не хочется есть, — сказала одна.
Другая объяснила:
— Мы уже сыты по горло говядиной, бараниной и козлятиной. Признаться, мы ожидали чего-нибудь нового от величайшего из охотников.
Задетый
— Но чего же вам хотелось бы? Только скажите, и я тотчас все достану. Хотите отведать мяса лари? Или антилопы? Хотите кабана? Гиппопотама?
— Нет! Нет! — воскликнули женщины хором, а некоторые из них задрожали.
— Нам очень, очень хотелось бы попробовать мяса собаки, — сказала светлокожая гостья.
Не слушая уговоров матери, Н’Дьюман приказал убить своих собак. Собак зарезали.
— Ну, тогда ты хотя бы собери все косточки до одной и принеси их мне, как только твои гостьи поедят, — сказала мать.
Юным красавицам подали кус-кус с собачьим мясом, и они в восторге стали превозносить гостеприимство великого охотника и снова расточать ему похвалы. А рабы и дети, которые прислуживали им за едой, подобрали все косточки и принесли их матери Н’Дьюмана. Та положила кости в четыре больших сосуда, куда раньше слила кровь убитых собак.
— Ну, уже поздно, пора нам в путь, — сказала маленькая женщина со светлой кожей, которая, как решил наконец Н’Дьюман, была милее всех. К тому же, несмотря на ее маленький рост, все остальные ей повиновались и слушали ее с таким почтением, как будто она была их царицей.
— Да, да, Н’Дьюман, мы уходим, — повторили за ней другие женщины.
— Как, вы нас уже покидаете? — спросил огорченный охотник, не спуская глаз с маленькой светлокожей женщины.
— Ну что ж, проводи нас, побудешь с нами еще немного, — ответила та.
Охотник пошел сказать матери, что он проводит женщин, которые уже уходят домой.
— Захвати ружье, — посоветовала старуха.
Но гостьи ужасно возмутились, завидев Н’Дьюмана с ружьем.
— Зачем тебе ружье, раз ты идешь с женщинами?
II Н’Дьюман оставил ружье, рожок с порохом и мешочек с пулями.
— Возьми хотя бы лук, — сказала мать.
Но женщины еще больше рассердились, когда Н’Дьюман вышел с луком на плече.
— Видно, ты в нашем обществе ждешь больших неприятностей, если снаряжаешься словно на войну!
И он вернулся в дом, чтобы оставить там лук и стрелы.
Тогда мать сказала, протянув ему три кокосовых ореха:
— Возьми их. Когда будешь в опасности, брось орехи на землю и призови меня.
И шумная ватага, окружив Н’Дьюмана, тронулась в путь.
Долго-долго шли они, распевая и танцуя под гудящие там-тамы. Потом утихли гомон и пение, там-тамы смолкли. Гнетущее безмолвие
— Н’Дьюман, подожди нас здесь, нам надо отойти.
И они удалились, оставив его одного. Отойдя далеко, они спросили:
— Н’Дьюман, ты видишь нас?
— Я вижу ваши синие бубу и полосатые повязки, — крикнул Н’Дьюман в ответ.
Они отошли еще дальше и снова спросили:
— Ты нас видишь?
— Вижу только черные пятна в желтой траве.
Они отошли совсем далеко:
— Что ты видишь теперь, Н’Дьюман?
— Только облако пыли, — закричал Н’Дьюман.
Они ушли далеко-далеко вперед и спросили:
— А теперь?
— Вижу только небо да землю, — крикнул Н’Дьюман изо всех сил.
Тогда они остановились, сбросили одежды и драгоценности и легли на землю, а когда поднялись, это были уже звери бруссы. Все они окружали М’Биль-лань.
И вот длинноносый Ниэй-слон, красноглазый Гаинде-лев, пятнистая Сег-пантера, Коба — гигантская антилопа с изогнутыми рогами, Тиль-шакал, который расталкивал всех направо и налево, М’Бам-Аль-кабан, Лёк-заяц, скакавший под брюхом у других, Ба-н’диоли-страус, прикрывавший своим коротким крылом вислозадую Буки-гиену, — все они бросились к охотнику.
Н’Дьюман заметил сначала только поднятый ими столб пыли, потом разглядел черную тушу Ниэя-слона, рыжеватые шкуры Гаинде-льва и М’Биль-лани, пятнистые Сег-пантеры и Буки-гиены. Он бросил кокосовый орех и закричал: «Н’дей йо!» («Мать моя!»)
Тотчас рядом с ним выросла пальма, вершина которой почти касалась неба. Н’Дьюман взобрался на нее в тот самый миг, когда подбежали звери.
В ярости кружили они вокруг пальмы, задрав в воздух носы. Но М’Биль поскребла копытом землю у подножия дерева, откопала топор и дала его Ниэю-слону. Великан-дровосек подступил к исполинскому дереву и застучал топором по стволу под песенку, которую запела М’Биль и подхватили все звери:
Все идет на лад! Все идет на лад! Ты умрешь, Н’Дьюман!Тут пальма содрогнулась, вся до самых волос, которые расчесывал и заплетал ветер. Потом задрожала частой дрожью, а Ниэй все рубил.
Послышался треск, пальма трижды покачнулась и наклонилась. Она уже падала, когда Н’Дьюман бросил второй орех и крикнул: «Н’дей йо!» И вмиг рядом выросла до неба другая пальма, в три раза выше той, что теперь лежала на земле. Н’Дьюман едва успел перескочить на эту новую пальму. А Ниэй тоже устремился к ней — и снова застучал топор, делая свое разрушительное дело.